– Спасибо, доктор, – просто сказал Филип.
Они вышли из комнаты и молча зашагали по коридору. Нейрохирург проводил Филипа в палату, находившуюся в двух шагах от операционной, и тихо закрыл за ним дверь.
Филип подошел к Мэдди.
Он глядел на нее, и сердце его изнывало от любви. Какой же маленькой и беззащитной казалась она на этой узкой больничной койке. Лицо ее было бледно, как мел, как простыня. Еще раньше доктор Стимпсон предупредил его, что им придется сбрить Маделине волосы. Ее чудесные каштановые волосы. Но какое это имело значение? Лишь бы она осталась жива. Сейчас они разметались по подушке. Он прикоснулся к ним, ощущая их шелковистую мягкость, наклонился, поцеловал локон.
Присев на стул, Филип взял Маделину за руку. Она была совсем вялая. Потом он наклонился и, поцеловав жену в щеку, прошептал в волосы:
– Не оставляй меня, Мэдди. Прошу тебя, не оставляй. Борись. Борись за жизнь, любимая.
Подняв голову, он долго глядел на нее, пытаясь уловить какой-нибудь намек на то, что она услышала его.
Впрочем, он знал, что это невозможно, Мэдди лежала такая безжизненная.
Он снова поцеловал ее и вышел. Горе поглотило его.
– Что-то у меня часы остановились, – сказала Дэзи, обращаясь к Шейну. – Который час?
Шейн взглянул на часы.
– Около шести. Может, принести чаю?
– Да, неплохо бы. А как вы, отец Райан?
Священник, появившийся незадолго до этого в больнице, поднял глаза от молитвенника.
– Благодарю вас, миссис Рикардс, вы очень любезны. Пожалуй, выпью чашечку.
– Филип?
– Я бы предпочел кофе, ма, если… – Он оборвал фразу, не договорив. В комнату вошел доктор Стимпсон.
Закрыв за собой дверь, он тяжело прислонился к ней. На нем был зеленый хлопчатобумажный халат и брюки того же цвета. Он явно пришел прямо из операционной. Не говоря ни слова Алан Стимпсон не мигающим взором смотрел на Филипа.
Филип, в свою очередь, не отрывал от него взгляда. На лице хирурга застыло странное выражение, понять которое было невозможно.
– Мне очень жаль, мистер Эмори, очень, – наконец проговорил хирург. – Я сделал все, что мог, чтобы спасти вашу жену, но… она только что скончалась на операционном столе. Примите мои соболезнования.
– Нет, – сказал Филип. – Нет.
Он потянулся рукой к спинке стула и изо всех сил вцепился в нее. Костяшки пальцев побелели от напряжения. Он чуть покачивался.
– Нет! – повторил он.
Отец Райан поднялся и помог встать Дэзи. По щекам у нее текли слезы. Она судорожно приложила руку ко рту, чтобы подавить рвущееся рыдание. Затем подошла к Филипу. За ней последовали Шейн и отец Райан.
Дэзи была в отчаянии. Она и представить себе не могла, как подействует на сына смерть Мэдди, которую он боготворил. «До чего же несправедлива жизнь, – думала Дэзи, все еще не в силах сдержать слезы. – Мэдди такая молодая. Почему же она ушла так рано?»
Филип уклонился от матери, Шейна и священника, с сочувствием глядевшего на него. Он яростно тряс головой, не желая верить словам врача. В голубых глазах его застыл ужас. Он схватил Алана Стимпсона за руку.
– Отведите меня к жене, – выдохнул он. Стимпсон привел его в ту же палату, где он недавно был с Мэдди.
Теперь он снова смотрел на нее. Мертвая, она казалась абсолютно спокойной. На лице не было ни малейших следов каких-либо чувств. Филип опустился на колени и взял Мэдди за руку. Рука была ледяной. Он, как безумный, стал согревать ее.
– Мэдди! Мэдди! – внезапно закричал он прерывающимся голосом. – Почему ты умерла? У меня же теперь ничего не осталось. Совсем ничего… О, Мэдди, Мэдди…
Филип склонил голову. Горячие слезы упали ему на пальцы, тесно сжимавшие ладонь жены. Филип долго оставался в таком положении, пока наконец не пришел Шейн и не увел его.
Глава 37
Он отвез ее в Данун. После краткой церемонии отпевания в сиднейском соборе святой Марии, на котором были только близкие родственники, гроб с телом Маделины погрузили в самолет, который взял курс на Кунэйбл. Филип всю дорогу просидел у гроба. Рядом с ним был Шейн. Мать с Джейсоном, а также отец Райан и Барри Грейвз летели вслед за ними на личном самолете Джейсона. Когда самолет приземлился, Филип велел, чтобы гроб доставили в Дом и поставили в галерее с портретами предков. Так прошла ночь.
Утро следующего дня выдалось на редкость ясное, на небе не было ни облачка, и сады Дануна, да и вся местность выглядели в ярком солнечном свете просто ослепительно. Но Филип ничего не видел. Он застыл от горя, механически совершая необходимые действия и едва ли замечая кого-либо вокруг.
Он попросил Шейна, Джейсона, Барри, управляющего поместьем Тома и двух конюхов, Матта и Джо, которые очень привязались к Маделине за то недолгoe время, что она прожила здесь, отнести гроб на кладбище.
В субботу утром, ровно в десять, шестеро мужчин вынесли гроб из Дома. Они следовали за отцом Райаном по извилистой дорожке, которая проходила между просторными лужайками и садовыми участками и вела к небольшому семейному кладбищу. Обнесенное каменной стеной, оно утопало в зелени. Здесь был похоронен Эндрю Макгилл, отец-основатель, его жена Тесса, их наследники. На могилах были простые мраморные надгробья.
Филип решил похоронить жену рядом с Полом.
Он впервые увидел Маделину О'Ши, как раз когда она разглядывала его портрет, а потом, увидев Филипа на пороге, сказала, что ей показалось, что это Пол собственной персоной чудесным образом сошел с портрета и оказался здесь. Мэдди часто поддразнивала его, что выглядит он точь-в-точь, как пират – подобно деду, который восхищал ее не меньше Эммы Харт.
Поэтому Филип и решил, что лучшего места для последнего прибежища не найти. Странно, но он находил известное успокоение в том, что эти двое будут лежать в земле по соседству.
Священник, Филип и все остальные дошли до вырытой могилы. Она была в углу кладбища, в тени золотистых вязов и эвкалиптов с их пьянящим лимонным запахом. Маделина очень любила эти деревья, как, впрочем, и само это место, и тучную землю, на которой стоял их Дом и которая так напоминала ей родной Кентукки.
Дэзи ждала процессию у могилы вместе с миссис Кар, экономкой, и остальным обслуживающим персоналом поместья, рабочими овцеводческого хозяйства, их женами и детьми. Люди были либо одеты во все черное, либо прикрепили к рукавам траурную повязку. Женщины и дети принесли охапки цветов. Опустив головы, они слушали молитву, которую читал отец Райан, и, не скрывая слез, оплакивали Маделину, которую успели полюбить и которая так недолго прожила рядом с ними в Дануне.
У Филипа горе ушло внутрь.
Все отпевание он простоял, застыв, как изваяние, с совершенно сухими глазами. Весь облик его был воплощенной скорбью, обычно живые глаза совершенно потускнели, красивое лицо вытянулось и приобрело безжизненный оттенок. Печать безнадежности, лежавшая на всем его облике, заставляла людей держаться от него на расстоянии.
Когда траурная церемония подошла к концу и гроб опустили в могилу, Филип принял искренние соболезнования своих служащих, а затем, резко повернувшись, зашагал к дому.
Шейн и Дэзи поспешили за ним. До самого порога Филип рта не раскрыл, а оказавшись в просторном холле, повернулся и негромко произнес:
– Я пойду, ма. Мне нужно побыть одному.
Дэзи посмотрела на сына. Лицо ее осунулось, побледнело, глаза покраснели от слез. Она мягко тронула сына за руку:
– Филип, ради Бога, пусть все будет не так, как когда твой отец погиб в лавине. Не замыкайся, поплачь, дай выход своему горю. Только тогда ты снова сможешь вернуться к жизни.
Он невидяще посмотрел на мать. Взгляд его, словно нож сквозь масло, пронзил ее и уперся во что-то видимое ему одному.
– Я не хочу жить. Без Мэдди мне нет жизни.
– Как ты можешь говорить так! Ты же еще молодой человек! – воскликнула Дэзи.
– Ты ничего не понимаешь, ма. Я все потерял, у меня больше ничего нет.