Выбрать главу

– Да знаю я, со мной происходит то же самое. И отговорки те же. Но я убеждена, что есть только два человека, которых он может услышать. Это ты и Пола. Но Пола далеко. Стало быть, остаешься ты. Прошу тебя, Шейн, сделай это для меня. И для Филипа. Помоги ему совладать с собой! – В голосе Дэзи звучали мольба и отчаяние.

Шейн задумался.

– Съезди к нему сегодня же! – настаивала Дэзи. – Если надо, вломись к нему. Хотя это, конечно, не понадобится. Я позвоню Хосе и предупрежу о твоем приходе. Он откроет тебе, а когда ты окажешься в доме, Филипу придется поговорить с тобой.

– Ну ладно, – сдался Шейн. – Поеду. Сделаю все, что от меня зависит.

– Спасибо, дорогой, – Дэзи безуспешно попыталась улыбнуться. – Это Барри меня надоумил. Сейчас Филип общается только с ним, и Барри тревожится за него. Он говорит, что Филип кипит от гнева, ярости, что Мэдди умерла. Он не может примириться с этим.

– Да, эта смерть на него, как камень, свалилась.

Дэзи собралась было ответить, но закусила губу. Лишь через несколько секунд она произнесла:

– Знаешь, Шейн, он так ни разу и не поинтересовался малышкой после того, как мы с Джейсоном взяли ее из больницы, даже словом о ней не обмолвился.

Шейн ничуть не удивился.

– Должно пройти время, – сказал он и задумался. Потом, тщательно подбирая слова, добавил: – Может, он винит в смерти Мэдди ребенка и, стало быть, самого себя, ведь он отец. Вспомните, что сказал Алан Стимпсон: возможно, кровоизлияние случилось из-за беременности. Я не забыл, какое выражение было у Филипа, когда он услышал это.

Дэзи кивнула.

– И я. Мне тоже приходило в голову, что Филип винит себя. – Она тяжко вздохнула. – Барри говорит, что Филип часто впадает в тяжелую депрессию. Смерть Мэдди поразила его в самое сердце, должно пройти слишком много времени, пока он оправится.

«Если вообще когда-нибудь оправится», – мрачно подумал Шейн, но вслух ничего не сказал. Зачем причинять Дэзи лишнюю боль?

– Расскажите мне о девочке, – сменил он тему.

Лицо Дэзи прояснилось.

– О, Шейн, она такая милашка. Немного похожа на вашу с Полой Линнет и дочку Эмили, Натали. Право, еще один очаровательный херувимчик Ботичелли с каштановыми кудрями. Она из Хартов – это сразу видно.

Шейн улыбался, вслушиваясь в каждое слово Дэзи. Он понимал, как хочется ей поговорить о внучке, столь долго ожидаемой наследнице империи Макгиллов. «Бедное дитя, – вдруг подумалось ему, – ты родилось под несчастливой звездой. Ты пришло в этот мир ценою жизни матери». Шейн понимал, что обязан сделать все от него зависящее, чтобы заставить Филипа полюбить ребенка. Отцу нужна дочь, точно так же, как дочери нужен отец.

Когда Дэзи ушла, Шейн погрузился в огромную кипу бумаг, накопившихся в его отсутствие. Затем набросал короткое письмецо Поле и открытки Лорну, Тессе, Патрику и Линнет. К шести он покончил со срочными делами и отправился на встречу с Грэмом Джонсоном, исполнительным директором сети отелей «О'Нил» в Австралии, и тремя другими высшими служащими компании. Главное, что им предстояло обсудить, это строительство новой гостиницы в Перте.

В половине восьмого Шейн подвел итоги встречи, и они с Грэмом отправились в «Уэнтворт» поужинать. Приезжая в Сидней, Шейн всегда заглядывал в другие гостиницы. Ему нравилось осматривать их обстановку, пробовать еду и напитки, выяснять уровень обслуживания и способ ведения дел, чтобы сравнить со своими отелями. «Уэнтворт» всегда был ему симпатичен, и они с Грэмом не без удовольствия провели там пару часов за жарким из барашка со свежими овощами и бутылкой отличного красного вина местного разлива. Разговор вертелся в основном вокруг новой гостиницы в Перте. Шейн согласился, что перед возвращением в Лондон ему стоит на следующей неделе слетать с Грэмом на запад Австралии.

Они ушли из ресторана в десять вечера. Грэм взял такси и поехал домой, а Шейн зашагал в сторону Бридж-стрит, на которой располагалась Башня Макгилла. После целого дня, проведенного в закрытом помещении, неплохо было прогуляться и подышать свежим воздухом; к тому же хотелось быть уверенным, что когда он доберется до места, Филип уже поужинает и немного отдохнет. Дэзи сказала, что обычно он появляется дома около половины одиннадцатого.

Вскоре показался гигантский небоскреб из темного стекла. Шейн замедлил шаг, думая о предстоящей встрече с шурином. Он не сомневался, что пройдет она трудно. Поднимаясь на лифте, Шейн спрашивал себя, чем же он может утешить Филипа в его несчастье, и понимал, что ничем. Все, что он может, это поговорить с другом, выразить ему сочувствие и понимание, поддержку и любовь.

Предупрежденный Дэзи Хосе, открыл дверь, едва раздался звонок.

Филиппинец проводил Шейна в изящно обставленную, выдержанную в светлых тонах гостиную, которая парила над городом. Из полуосвещенных окон открывался живописный вид. Вежливо поклонившись, слуга сказал:

– Пойду доложу мистеру Эмори, что вы здесь.

– Спасибо, Хосе. – Шейн уселся и принялся ждать.

Минуту спустя Хосе вновь появился в гостиной.

– Мистер Эмори просил вас подождать.

– Хорошо. Еще раз спасибо.

Филиппинец улыбнулся, поклонился и вышел. Прошло пятнадцать минут. Шейну стало не по себе.

Что могло так задержать Филипа? Он поднялся, подошел к бару в противоположном углу, налил себе немного коньяка и вернулся на место. Потягивая коньяк, он мысленно репетировал разговор с Филипом. Какие слова подойдут, какую избрать стратегию? Как бы ни сложился сегодняшний разговор, главное было убедить Филипа заехать вместе к Дэзи. Посмотреть на ребенка. Во-первых, он ей это обещал, а во-вторых, надо, чтобы Филип избавился от чувства вины. Шейн был убежден, что если ему суждено исцелиться, то только через малышку. Признав и полюбив ее, он сумеет в конце концов справиться со своим горем. Прошло еще четверть часа, прежде чем наконец появился Филип. Он встал на пороге и молча, ледяными взглядом смотрел на Шейна.

Шейн поднялся, сделал было шаг в его сторону и замер. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержаться от горестного восклицания: вид у Филипа был ужасный. Он так исхудал, что выглядел изможденным. Но главная перемена была в лице. Собственно, лица не было. Щеки глубоко запали, кожа иссохла, в глазах, некогда ярко-голубых, появилась краснота, и под ними залегли глубокие тени, черные, как синяки. Еще более страшная перемена произошла с волосами. Виски у Филипа сделались совершенно седыми.

Шейн, разумеется, понимал, как тяжело переживает Филип смерть Мэдди. Но что он настолько сражен, предположить было трудно. Его истерзало страдание. Шейн даже вообразить такого не мог. Ясно было, что какое бы спокойствие ни демонстрировал Филип на людях, все это чистое притворство. Холодная замкнутость и отчужденность, о которых говорил Барри, были самозащитой, способом избежать полной душевной катастрофы. Мысли эти промчались в сознании Шейна, пока он с состраданием смотрел на шурина.

Шейн подошел к Филипу. Они пожали друг другу руки.

– А я собирался сказать, что не могу встретиться с тобой. – Филип отнял руку, устало пожал плечами и пошел к бару. Он налил себе большую рюмку водки, кинул туда несколько кубиков льда из серебряного ведерка.

– Но потом понял, что это не имеет смысла, – продолжал он не оборачиваясь. – Потому что все равно придешь завтра или послезавтра, и мама тоже. И Джейсон. Я подумал, что кому-нибудь из вас может прийти в голову безумная идея вызвать сюда Полу. Словом, я решил, что лучше нам поговорить… – Филип умолк. Его совершенно вымотала бессонница. И когда он тяжело осел на диван, стало ясно, каких усилий ему стоит оставаться на ногах. Куда делись его обычные живость и энергия?

Помолчав немного, Шейн негромко проговорил: