— Удивительный парадокс, — заключил он. — Оказывается, в основе жизни лежит самоубийство.
— Ты пригласил меня сюда, чтобы поговорить о биологии? — спросила она, перегнувшись к нему через стол.
Виргилий заметил у нее на груди цепочку с золотым сердечком; его ослепила красота Мод во всем ее величии. Это было глупо, но Виргилий не сомневался, что, переспав с Мод, предаст Клару. У них с Кларой ничего не было, и он должен был чувствовать себя совершенно свободным от обязательств, однако он твердо знал, что изменит ей, если будет заниматься любовью с другой женщиной. Он был каким-то образом связан с этой незнакомкой. Ему вспомнился Одиссей, все его испытания и искушения на пути к Пенелопе. Виргилий приказал себе устоять перед Мод, как бы ни были соблазнительны ее грудь, шея, губы, глаза. И потом, он знал, что Мод разочарует его в постели: чтобы хорошо узнать тело другого человека, нужно время. Врожденный педантизм мешал ему удовлетвориться кувырками в постели с чужой ему женщиной.
— Она тебе не чужая, — сказала ему однажды Армель (они бродили по рынку в Барбез, под метромостом). — Ты ее знаешь уже много лет.
— В том, что касается любви, мы совсем не знакомы.
— Но все зависит от тебя. Ты мог бы попытаться узнать ее получше.
Виргилий много думал, взвешивая все за и против. В конце концов, он пришел к выводу, что не мог пуститься с Мод во все тяжкие из-за ее поразительной красоты. Мод была богиней любви, сама чувственность, приглашение к сладострастию. Ему казалось абсурдным, что эта потрясающая женщина остановила свой выбор на нем. Он не вступал с ней в связь ровно по той же причине, по которой он не ходил в дорогие рестораны и не одевался в шикарных магазинах: она была слишком хороша для него. И вот он впервые ощутил, что эти принципы устарели. Он больше не был несчастным мальчуганом, странствующим по плохим дорогам из города в город вместе со стареньким цирком. Глупо отказываться от Мод. Вот уже много лет красивая и умная женщина делала ему авансы, а он их отвергал из романтизма, целомудрия или пуританства. И вот сегодня он жалел о том, что упустил шанс познать нежность ее кожи. Он представлял себе, как они прикасаются друг к другу, как он раздевает ее, целует, ласкает.
Он имел массу возможностей заняться любовью с Мод (после дружеского ужина у нее дома, когда она предлагала ему остаться и посмотреть ее коллекцию старых фильмов; после салюта 14 июля, когда оба отбились от друзей, случайно встретились на улице и чуть было не сняли номер в отеле; во время сеанса расслабляющего массажа с маслами и календулой). Но возможность переспать с ней еще не была для Виргилия причиной это делать. Напротив: ему претил столь простой и короткий путь в постель Мод. Виргилий хотел, чтобы его приручали, он должен был верить, что соблазняющая его женщина, мечтает сперва поболтать, сходить на какую-нибудь выставку или обсудить фильм, и уж только потом заняться любовью. Секс выступал в роли десерта после богатого пиршества. Подобное умонастроение обращало в бегство женщин, которые не отличались терпением и упорством или же принимали его сдержанность за отсутствие интереса.
Он прекрасно понимал, что его сожаления о несостоявшемся романе с Мод вызваны исключительно запретом, который он наложил на себя. Весьма типично для него. В любом случае, у них было мало общего. Хотя они часто встречались, их нельзя было назвать близкими друзьями: Мод порхала с тусовки на тусовку, пила, танцевала и употребляла разного рода галлюциногенные препараты. Он любил выпивать с ней время от времени — вот и все.
— Ты по-прежнему в рекламе? — спросила Мод.
Вопрос был праздным, она просто пыталась вывести Виргилия из задумчивости, переведя разговор в знакомую колею.
Виргилий не испытывал ни малейшего стыда за свою профессию, однако, отвечая на ее вопрос, почувствовал себя неловко, будто признавался в чем-то дурном. Уж кто-кто, но Мод вряд ли имела право читать ему мораль: она была ветеринаром и работала в большой фармацевтической лаборатории, где целыми днями засовывала электрические проводки за веки шимпанзе и пичкала их образцами будущих лекарств от менингита, геморроя и опоясывающего лишая. Те, кто ругают рекламу, обычно лицемерят, поскольку в своей личной и профессиональной сфере прибегают, как и все прочие, к различным уловкам и хитростям, чтобы очаровывать, соблазнять и побеждать. Реклама — это основа человеческих отношений; мы только и делаем, что рекламируем себя.