Нет, он пытался завести знакомство…
К примеру, со студенткою одной:
Не мог он не заметить то упорство,
С которым та вертела головой
И на него смотрела непрестанно,
Как будто что-то хочет сообщить.
Она красива… и чуть-чуть жеманна —
Способна хоть кого растормошить!
Но при попытке сблизиться с ней – Алла,
В ответ ему ни слова не сказав,
Вдруг от него испуганно сбежала…
Как будто перед ней тираннозавр.
А тут ещё научный коммунизм…
Его преподавательница сразу
Вдруг стала излучать антагонизм
К Виталию: его любую фразу
Старалась игнорировать всегда.
Какая чёрствость в юные года!
Почувствовав тогда сопротивленье,
Он расценил его, как небреженье,
И, избегать стараясь женских пут,
Берёг досуг для главных увлечений:
«Неплохо бы закончить институт,
Потом придёт черёд и развлечений».
Запрет на женщин соблюдал легко —
Не потому, что был в душе отшельник:
Чтоб проявить потенциал мужской,
Он не имел ни времени, ни денег.
Да, на колени девушек сажал!..
Когда в колхоз автобус вёз их, полный,
Но вёл себя, как будто он бесполый,
И свой успех никак не продолжал.
Его любовью главной были книги,
Читал он их запоем и давно,
Хватая при любом свободном миге,
А главным развлечением – кино.
***
И музыкой он тоже увлекался,
Она была душе его близка,
Купил магнитофон он и старался
Быть в курсе новостей «издалека».
Чтоб знать новинки в музыкальной моде
И этим выделяться средь людей,
Знакомство свёл с «фарцовщиком» Володей,
Известным всем по прозвищу Халдей.
Он в «Прибалтийской» был официантом,
Куда попал, затратив много сил,
Чтоб обеспечить доступ к иностранцам,
И через них приобретать «винил».
Таланты наши нам исправно служат…
Халдей всегда любил поговорить,
Виталий же умел смиренно слушать,
И он Халдея стал боготворить,
Когда узнал о всех его талантах:
Владел литературным языком
И был осведомлён о музыкантах,
А кое с кем он лично был знаком;
Он рисовал, писал портреты маслом;
Притом в одежде был неприхотлив;
Всегда был в настроении прекрасном,
Слегка насмешлив, очень терпелив.
Он с братом жил в квартире коммунальной.
Когда Виталий в гости приходил,
То сцены был свидетелем скандальной:
Сосед жену до одури бранил —
За то, что сын родился инвалидом,
За то, что жизнь испортила ему…
Соседство с беспокойным индивидом
Всех веселило, судя по всему.
Пластинка для Халдея – это «диск»,
Она рождает трепетное чувство,
И каждая из них – «последний писк»,
Что издаёт на Западе искусство.
Виталий у него просил «попсу» —
Всё то, чем увлечён культурный Запад,
А тот назло (что видно по лицу)
Его знакомил с «Yes» и Фрэнком Заппой.
И вот уже наметился прогресс:
Виталий перестал сопротивляться,
Он вскоре мог спокойно слушать «Yes»
И в музыку иную углубляться.
За записи цена была одна,
И платой это назовёшь едва ли:
Он приносил бутылочку вина,
Они её с Халдеем распивали.
Глава 2. Меланхолия
Когда исчезнет омраченье
Души болезненной моей?
Когда увижу разрешенье
Меня опутавших сетей?
Е. Баратынский
Он был у меланхолии в плену…
За ним такой грешок давно водился:
Он будто ощущал свою вину
За то, что он на белый свет родился.
Когда период зимний наступал,
Неся с собою мрачность и холодность,
То он от меланхолии страдал…
В груди была тоска и безысходность…
Иметь опасно с жизнью нелады…
Искал он, но не находил причины
Слепого ожидания беды
И ум его опутавшей кручины.
Казалось бы, всё шло, как он желал…
Но ум его всё красил мрачным цветом,
И только о плохом он вспоминал,
Все мысли о хорошем – под запретом.
Когда же ненадолго ум светлел,
Он смутно ощущал, что жизнь прекрасна…
Но вскоре об иллюзиях жалел:
Зачем стараться, если всё напрасно?
В тетрадь для лекций как-то записал
Заметки о бессмысленности жизни,
Потом тетрадь кому-то он отдал —
Для списыванья лекций… о трагизме.
Пытался он идти простым путём:
Когда тоска клещами грудь сжимала,
Старался думать только лишь о том,
Что впереди хорошего немало.
Себя он в это верить заставлял…
Но это ненадолго помогало,