И хитрый ход его не исцелял —
Всё потому, что веры было мало…
И мнительный был (что ж греха таить?):
Хоть демобилизован был, – казалось,
Что снова призовут его служить,
Не верил он, что в прошлом всё осталось.
Он сетовал, что скучно он живёт,
Что у людей к талантам безразличье,
И что, когда из жизни он уйдёт,
Не смогут оценить его величье.
Как только новый кризис наступал,
Он думал, что его все презирают,
Лез на рожон и нервы всем трепал…
Таких людей в друзья не выбирают.
И он, уйдя в себя, стал к людям глух,
Надолго задержался в странной фазе:
Обманы чувства, угнетённый дух,
Обилие несбыточных фантазий.
Когда директор (царствие ему!..)
Скоропостижно вдруг почил во гробе,
Решил Виталий: судя по всему,
Завод возглавить только он способен,
Не повредит ему карьерный рост…
Виталий был весьма разочарован,
Узнав о назначении на пост
Ширшова, председателя профкома.
Виталий в эти дни, как мог, гадал,
Что состоянье это означало:
Ведь аппетит при этом не страдал,
И тело так же свежестью дышало.
***
Исток недуга в книгах стал искать —
И с цепкостью, достойной детектива.
Тому, что стал он больше всех читать,
Способствовала смена коллектива.
Поскольку аттестата не имел,
Свою карьеру начал как рабочий,
В профессии он мало что умел —
Пришлось стучать кувалдой что есть мочи.
В огромном цехе, в грохоте, в аду
Учился он по-новому сморкаться:
В одну ноздрю свистел он, как в дуду,
Ноздрю другую зажимая пальцем.
Простые нравы и тяжёлый труд
Накладывают грустный отпечаток,
Когда в «сосиску» все гурьбой идут
И в пьянстве завершают дня остаток.
И в «Балтику» ходили – в ресторан,
После зарплаты, дружно выпивали.
Их не манил загадочный экран,
Кинотеатра «Балтика» не знали.
Виталий не был заводилой тут,
Поскольку человек он не отсталый:
После работы ездил в институт —
Три дня в неделю, сонный и усталый.
Наевшись замечательных котлет
(Которым в наше время равных нет —
Мясистых, сочных, очень натуральных!),
Учиться шёл в условьях экстремальных.
Он, не ленясь, все лекции писал…
Но бодрость ему часто изменяла:
На лекциях Виталий засыпал —
Так много сил кувалда отнимала.
Виталий целый год тот ад терпел…
Когда возникли сложности с учёбой,
Он перешёл технологом в отдел,
Надел костюм, простившись с грязной робой.
Остались в прошлом пиво и вино,
«Бригаденфюрер», в ресторан зовущий.
Не так, как в цехе, здесь заведено:
В отделе лишь один коллега пьющий.
Виталий изменил культурный фон:
Коллеги – молодые инженеры,
Наметился в общеньи нужный тон,
И он сумел преодолеть барьеры.
Конечно, перейдя тогда в отдел,
Он потерял значительно в окладе…
Но интеллект – до облаков взлетел!
И не был он поэтому в накладе.
Впервые он услышал слово «секс»,
И рад был откровению такому:
Не нов для понимания процесс,
Но раньше назывался по-другому.
Открыл он для себя и имя Фрейд,
Узнал про «Ветви персика» и йогу,
И в голове его царящий бред
Сменяться стал порядком понемногу.
Глава 3. Исцеление
Дурное настроение сродни лени, оно,
Собственно, одна из её разновидностей.
И. Гёте. Страдания юного Вертера
Путь к исцеленью долог был, тяжёл,
Упорство всё же к цели приближало —
Он в «Повести о разуме» нашёл
Причину зла, что жить ему мешало:
«Я лишь существование влачил,
Недоставало к жизни интереса…
Но к разуму я доступ получил —
И с глаз упала тёмная завеса.
Подвёл я свой безрадостный итог:
Ведь жил я – от зарплаты до зарплаты,
И в том, что был я беден и убог,
Мои затменья были виноваты.
Моё унынье как рукой сняло,
Я начал верить в то, что жизнь прекрасна,
Вокруг всё засияло, ожило,
И я живу на свете не напрасно.
В чём жизни смысл?.. Не всё ли мне равно?
Ведь каждый день мне доставляет радость.
Есть у меня и книги, и кино…
А вскоре и любви познаю сладость.
И мне себя не надо убеждать —
Я просто знаю: что бы ни случилось —
Всё к лучшему, и надо просто ждать,
Когда судьба заменит гнев на милость.
Я счастлив, словно круглый год – весна,
Которая лишь от меня зависит.
Причина этой радости ясна,
Как божий день: я научился мыслить!