* * *
Реми завернул в эту харчевню потому, что уже изрядно умаялся ночевать на брошенной наземь лошадиной попоне и в полусне ворошить угли, чтобы дым отгонял москитов и прочую пакость, которой в луизианских болотах было видимо-невидимо. Сейчас ему не хотелось ни выпить, ни поболтать, как обычно он делал в трактирах, ни даже приголубить хорошенькую служанку - лишь набить живот сваренной не на костре едой да растянуться на мягкой перине под крышей.
А служанка в этой дыре и вправду была прехорошенькой - маленькая креолочка с копной блестящих чёрных кудряшек. Только очень уж хрупкая - вот-вот переломится. И огромные карие глаза её смотрели исподлобья - затравленно и зло, будто у попавшего в капкан зверька.
Видать, она стала рабыней совсем недавно.
У Реми внезапно защемило сердце при взгляде на неё.
* * *
Как же Гэйла всё это ненавидела...
Провонявшую кухонным чадом и сивушным смрадом харчевню, пьяные похотливые рожи завсегдатаев, потные руки, норовившие её облапать. Своего новоявленного хозяина, старикашку Гастона. Вторую служанку, Бренду, которая игриво взвизгивала, когда её лапали да щипали.
Но яростнее всего Гэйла ненавидела себя.
Своё тело, которое щупали эти скользкие пальцы.
Всемилостивому Господу было угодно сделать её трактирной прислугой, девкой для поганых утех. Но Гэйла не собиралась принимать эту жалкую долю безропотно, как неразумная скотина!
Что с того, что библейский Иов многострадальный покорно сносил все напасти, которые Господь ему посылал? Иову не приходилось ночь за ночью отдавать своё тело на поругание!
Гэйла знала, что ей делать.
Подступавшая ночь должна была стать последней её ночью под этим проклятым кровом. Ей нужно было только дождаться, пока очередной похотливый скот не захрапит в её постели, усыплённый настойкой сонного корня, которую ей предстояло подлить ему в кружку с сивухой.
Гэйла заранее раздобыла сонное снадобье и рассчитала, когда месяц пойдёт на убыль, а охотник за беглыми рабами Вэлентайн Картер и его люди откочуют из их Сен-Габриэля вниз по реке.
Река.
Миссисипи. Отец Вод, который примет её грешное тело, если Отец Небесный откажется принять её грешную душу, которая вечно будет гореть в аду.
Пусть так, но рабыней она больше не станет!
Оставалось перетерпеть только одну ночь.
Последнюю.
Но как же это было тяжело!
Гэйла вся передёрнулась, вновь почувствовав на бедре чужую жадную ладонь.
- Эй, черномазая! - прогундосил заросший щетиной верзила-янки со шрамом на верхней губе и ещё выше задрал подол юбки Гэйлы. - Застели-ка мне постель!
В воздухе сверкнула серебряная монета, и Гастон ловко её поймал.
Вздрогнув, Гэйла покачнулась и отчаянным взглядом обвела осклабившиеся рожи вокруг.
Нет, она не могла. Иисус и Пресвятая Дева, она просто больше не могла!
- Но она же не хочет.
Уверенный голос откуда-то из-за спин прозвучал воистину как глас Божий.
Гэйла обернулась и широко раскрыла глаза.
Этого бродягу в поношенной одежде она никогда раньше здесь не видела. Не каджун, но и не янки. Она не могла определить по выговору, кто он. Немногим старше неё, белобрысый и сероглазый, пониже ростом, чем верзила со шрамом, но ладный и крепко сбитый.
- Малютка не хочет тебя, друг. Отпусти её, - повторил он беззлобно, но твёрдо.