С этим проблем не возникло, и когда мы останавливались там в ночь между знакомством и посещением ресторана, где рассказали о предстоящей свадьбе, меня устроило будущее гнездо. Можно было хоть сейчас переехать, докупив технику, кровать и избавившись от уродливых штор.
В кухне висел белый тюль, напоминающий истончившееся полотенце, в самой большой комнате — оранжевые шторы, а в другой — жёлтые.
И дело тут даже не в цвете, а в том, что они были «дизайнерскими». Подарок от подруги Аллы Олеговны в виде уродских конструкций не из двух прямых портьер, а ещё и с верхней частью, называемой ламбрекеном. Жёлтый вариант был украшен бахромой, а оранжевый был как-то странной прострочен, и подвязан по всей длине шнурками со стразами, из-за чего создавалось впечатление, что окно оккупировано огромными гусеницами. Б-р-р. А ведь это наша будущая спальня. Поэтому я ещё тогда спросила:
— Это от квартирантов осталось? Надо будет заменить.
— Выбери, что нравится, — дал добро Вова.
Вот я и выбирала. А холодильник мы выбрали вместе. Выбрали в магазине здесь, убедились, что такой же имеется в филиале в городе Бессоновых и заказали оттуда доставку.
Встретить её должен был свекор, но судя по возмущённой отповеди, доносившейся из динамика телефона Володи, сделал он это с женой.
Сначала Алла Олеговна пристала к доставщикам, ругая их за то, что они перепутали заказ, потом требовала позвонить менеджеру, который оформил не тот товар, а Вячеслав Викторович предпочёл сначала позвонить сыну. А раз это был выходной, то я находилась рядом и смогла всё услышать.
— Мы заказали такой. В цвете металлик, а не белый. Всё правильно привезли, пусть папа распишется, — сказал Вова.
— Ты чем смотрел, когда выбирал? Он же тёмный. Оформим возврат, я тебе нормальный холодильник выберу.
— Мама, мы с Леной выбрали такой, нас он устраивает, не нужно ничего менять. Спасибо за помощь. Давай, пока.
— Подожди, Владимир, мы не договорили. Этот холодильник не подходит, а нам на него следующие двадцать лет любоваться, — так громко выговаривала свекровь, что раздражённый Вова не только встал и отошёл от меня, но и принялся уменьшать звук.
И правильно сделал, потому что мне очень хотелось вмешаться в обсуждение, сказав свекрови, что холодильник наш с Вовой, а не её, и ей необязательно им любоваться, она может вообще у нас не бывать и глаза свои не мучить.
Скажите, я слишком бурно реагирую?
Возможно. Но это был только второй месяц после свадьбы, холодильник — не просто техника, а наша первая большая покупка в качестве семьи. Да я ещё и беременна тогда была, и моим гормонам не нравилась критика.
И всё-таки я не вмешалась. Хотя разговор матери и сына длился ещё минуту. Да и последующие годы раз в пару месяцев Алла Олеговна фыркала на наш холодильник.
А переехав в декабре, мы купили кровать и повесили новые шторы. (Вернее я их только гладила в три подхода, потому что стоять долго на одном месте у гладильной доски ноги уставали, а вешал Вова).
И когда свёкры навестили нас и увидели перемены, Алла Олеговна чуть не лопнула он возмущения нашим (моим) произволом.
— Куда вы дели шторы?
— В пакете на балконе лежат. Заберёте?
— Зачем вы это сделали? Красиво было, и деньги потрачены, скажи им Слава.
— Деньги? Ты говорила подарок, — удивился Вова.
— За ткань я тёте Свете заплатила. Что я теперь ей скажу? Обидится, когда узнает, что вы их заменили на эту простоту и серость.
— А вы ей не говорите, чтобы она не расстраивалась, — предложила я самый очевидный вариант решения проблемы.
— Да, мам, как она узнает, если ты не скажешь? Мы с тётей Светой только у вас в гостях увидеться сможем. Скажем спасибо за шторы, и все будут довольны.
— Она сама увидит, — начала свекровь.
— Алюся, ну как она увидит? В окна на 9 этаж заглядывать будет? — рассмеялся её муж. — Детям зачем стариков у себя собирать, у них своя компания будет.
И ведь я ничего плохо не сделала, принизить маму Вовы не пыталась. К тому же я его ни к чему не принуждала, холодильник выбирали вдвоём, и против смены штор он не был. Да и Вячеслав Викторович нас поддержал.
Но поджатые губы и колкие взгляды достались именно мне.
Меня недовольные мины не трогали и с курса не сбивали.
И даже мужчин Бессоновых, тративших время на то, чтобы её успокоить, я понимала.
Отец и сын привыкли к тому, что их жена и мать человек со сложным характером, и относились к этому как к неизбежному злу. Научились не замечать и по большей мере игнорировать, ведь жили своим умом, просто позволяя женщине высказаться, чтобы почувствовать свою значимость.