Доступность к интроспекции в этом смысле - характерная черта сознательной обработки информации, и она вновь проявляется на феноменологическом уровне описания. Иногда, по чисто прагматическим причинам, мы заинтересованы в наделении внутренних состояний именно этим свойством. Многие виды психотерапии пытаются преобразовать патологические психические структуры в интроспективные состояния с помощью различных методов. Они делают это потому, что работают на основе очень сильного предположения, которое обычно не обосновывается никакими теоретическими или аргументированными способами. Это предположение сводится к идее, что патологические структуры могут, просто приобретя свойство интроспективной доступности, быть растворены, трансформированы или подвергнуты влиянию в их нежелательном воздействии на субъективный опыт пациента с помощью волшебного и никогда не объясняемого вида "нисходящей причинности". Однако, как бы ни были теоретически наивны многие подобные подходы, в общей идее может быть больше, чем доля истины: при интроспективном внимании к "конфликтогенным" (то есть функционально несогласованным) частям своей внутренней саморепрезентации автоматически выделяются дополнительные ресурсы обработки, что может способствовать ее позитивному (то есть интегративному) развитию. Мы все используем различные варианты интроспекции в нетерапевтических, повседневных ситуациях: при попытке получить удовольствие от сексуального возбуждения, при концентрации внимания, при попытке вспомнить что-то важное, при попытке выяснить, чего мы действительно хотим, или просто, когда нас спрашивают, как мы себя чувствуем сегодня. Кроме того, существуют пассивные, ориентированные не на цель, а на процесс виды интроспекции, такие как дневная мечтательность или различные виды медитации. Интересной особенностью этого подкласса состояний является то, что в них отсутствует исполнительное сознание, о котором говорилось выше. Блуждание или усиление внимания в этих феноменологических классах состояний, похоже, происходит спонтанно, без участия субъективного агентства. Нет никакой необходимой связи между личностным уровнем агентности и интроспекцией в терминах низкоуровневого внимания. Общим для всех только что упомянутых состояний феноменального сознания является тот факт, что репрезентативное содержание уже активных ментальных состояний превращается в объект внутреннего внимания. Интроспективная доступность этих состояний используется для того, чтобы эпизодически перемещать их в фокус субъективного опыта. Феноменальный опыт имеет переменный фокус; перемещая этот фокус, можно эпизодически максимизировать количество извлекаемой информации (см. также раздел 6.5).
Теперь мы уже можем начать понимать, как доступность для интроспективного внимания исключает сознательную обработку: Репрезентативное содержание, активное в нашем мозге, но в основном недоступное для внимания, никогда не будет сознательным содержанием. Прежде чем мы перейдем к рассмотрению второго и третьего суб-ограничений - доступности для познания и доступности для контроля поведения - нам нужно сделать небольшой крюк. Проблема заключается в следующем: Что на самом деле означает говорить об интроспекции? Интроспекция представляется необходимым феноменологическим ограничением для понимания того, как состояния внутренней системы могут стать ментальными состояниями, и для попытки разработать концептуальный анализ этого процесса. Однако феноменологии недостаточно для современной теории разума. Феноменологическая "интроспективная доступность в стандартных условиях" не дает нам удовлетворительной рабочей концепции ментального, поскольку не может зафиксировать достаточные условия для ее применения. Мы все знаем сознательные содержания - а именно, феноменальные модели дистальных объектов в нашем окружении (т.е. активные структуры данных, закодированные как внешние объекты, "объектные эмуляторы", упомянутые выше), - которые в стандартных условиях мы никогда не переживаем как интроспективно доступные. Однако недавний прогресс в когнитивной нейронауке сделал более чем рациональным предположение, что и эти типы феноменальных содержаний полностью определяются внутренними свойствами мозга: все они, очевидно, обладают минимально достаточным нейронным коррелятом, от которого они зависят (Chalmers 2000). Многие типы галлюцинаций, агнозии и игнорирования наглядно демонстрируют, насколько узки и строги корреляции между нейронными и феноменальными состояниями и насколько сильна их детерминация "снизу" (см. соответствующие разделы в главах 4 и 7; см. также Metzinger 2000a). Эти данные, как таковые, не зависят от теоретической позиции, которую можно занять по отношению к проблеме "разум-тело" в целом. Например, существуют перцептивные переживания внешних объектов, субъективный характер которых мы никогда бы не назвали "ментальным" или "интроспективным" на уровне нашего дорефлексивного субъективного опыта. Однако научные исследования показывают, что даже эти состояния при разных условиях могут переживаться как ментальные, внутренние или интроспективно доступные. Это приводит к простому, но важному выводу: процесс ментальной репрезентации во многих случаях порождает феноменальные состояния, которые переживаются как ментальные с позиции первого лица и которые переживаются как потенциальные объекты интроспекции и внутреннего внимания. Она также порождает репрезентаты, которые переживаются как нементальные и как внешние состояния. Внимание, которое мы направляем на эти состояния, описывается как внешнее внимание, как феноменологически, так и на уровне народной психологии. Таким образом, ментальная репрезентация как процесс, анализируемый с позиции третьего лица в когнитивной науке, не ведет исключительно к ментальным состояниям, которые переживаются как субъективные или внутренние на феноменальном уровне репрезентации. Внутренность, равно как и внешность объектов внимания, по-видимому, сама является своего рода репрезентативным содержанием. Один из основных интересов этой работы заключается в развитии понимания того, что означает, что обработка информации в центральной нервной системе феноменально представляет некоторые внутренние состояния как внутренние, как телесные или ментальные, в то время как для других она этого не делает.