– А что, нельзя? – с вызовом заговорила моя ученица. – Выгонишь меня теперь из школы?
Мне показалось, что я ослышался. Давно ли мы перешли на ты? Наверное, оговорилась, она же должна осознавать, что разговаривает не с другом, а взрослым, к тому же учителем.
– Разве я сказал что-то против? – как-то слишком неуклюже улыбнулся и проклял себя за слабость.
– Конечно! Ты ведь такой же, как и все! Ты все делаешь по правилам, а на учеников тебе наплевать!
Да уж, не ослышался и не оговорилась, пора менять оборонительную позицию на нападающую. Что же с ней вдруг произошло? Бунт потерянного подростка?
– Наверное, ты чем-то расстроена, и мне очень жаль, если я как-то тебя задел. Но все-таки так со мной разговаривать ты не имеешь права. Успокойся и садись. Пора начинать занятие.
Вика присвистнула: столько наглости и хамства появилось в ее вдруг осмелевшем взгляде! В этот момент я подумал, как сильно она похожа на свою маму, хотя наверняка сама этого не сознавала, мечтая быть копией тети с созвучным именем.
– Мне больше не нужны эти бестолковые занятия! – хлопнула дверью с такой силой, что отвалилась ручка.
Последняя реплика была самой обидной, потому что я всегда старался, чтобы мои уроки не могли назвать ни бестолковыми, ни бесполезными. Но, кажется, никто этого не замечает, и, если хочешь благодарности за свою работу, никогда не становись учителем.
10
Этот день наконец-то наступил. С самого утра все кажутся обеспокоенными, взвинченными, нервы напряжены до предела. И это общее волнение связывает нас и не дает распасться на части: каждый чувствует ответственность за то, что он сделает и скажет. Никогда бы не подумала, что наш класс может быть таким дружным. В течение нескольких месяцев все действительно помогали друг другу, давали советы, иногда ругались из-за случающихся разногласий, но потом спешили поскорее помириться. Евгений Леонидович тоже как будто преобразился: появилась твердость и уверенность в себе. Он надел новый костюм, красиво пригладил непослушные волосы и с немного уставшей улыбкой проверял, все ли хорошо подготовлены. Но ЕЛ тоже сильно волновался, и я догадывалась об истинной причине его беспокойства.
Наш несчастный лидер, которого раньше все называли Наркошей, оказался неплохим музыкантом. Когда я впервые услышала его игру на гитаре, то даже поменяла о нем свое мнение. Громов-то у нас, оказывается, талант! Почему же столько времени это скрывал? А если бы ЕЛ к нам не пришел, разве мы бы вообще когда-нибудь об этом узнали?
В общем, репетиции проходили замечательно, пока кое-что не произошло. Мы засиделись в актовом зале до восьми вечера, уже почти ничего не делали, но и расходиться по домам не собирались. Громов сидел на полу и перебирал струны, Скворцов говорил, что планирует сделать видеоролик о нашем классе. Я молча кивала, не слишком вслушиваясь, потому что впервые заметила, какие у него красивые черты лица. И почему я раньше думала, что такие длинные ресницы мальчикам ни к чему? Егор улыбался, и когда я увидела эту настоящую, искреннюю улыбку, то вдруг кое-что вспомнила. 1 или 2 класс, нам по семь-восемь лет, и Скворцов – такой шумный звонкоголосый мальчик – протягивает мне плитку молочного шоколада.
– Пожалуйста, не грусти.
Да, это совершенно точно, память меня не обманывает! Когда-то Егор был другим. Почему мы не заметили, что в какой-то момент он закрылся? Кажется, мне предстоял долгий путь в нелегком искусстве разгадывания ребусов этой многогранной личности.
– Егор, помнишь… – но я не договорила, потому что дверь с шумом распахнулась, и на пороге мы увидели разъяренную женщину с непричесанной шевелюрой.
Гитара издала противный фальшивый звук. Мы обернулись на Громова. Его лицо стало бледно-зеленым, как у человека перед припадком.
– Я так и знала! – женщина расстегнула сумочку и принялась выбрасывать исписанные листы. – Как увидела эти аккорды, сразу все поняла!
Громов поставил гитару у стены, но не сделал ни шагу по направлению к матери.
– Что, будешь молчать? – женщина проворно взобралась на сцену и схватила онемевшего сына за руку. – Хочешь стать таким же, как отец?
– Пожалуйста, отпустите. Он достаточно взрослый, чтобы делать самостоятельный выбор.
Мы не заметили, как в зале появился ЕЛ. Он нагнулся, чтобы собрать грязные, затоптанные бумажные песни.
– Вы не имеете права вмешиваться в нашу жизнь, – Громова сверкнула глазами. Сережа наконец очнулся и, не говоря ни слова, пошел к выходу. С тех пор он больше не приходил ни на одну репетицию и пропускал все занятия в школе.