-Наш друг, сэр Роберт, давно уговаривал меня заказать семейные портреты, да я всё тянула, - голос миссис Бреннан звучал глухо, с усилием, - но теперь я не хочу откладывать. Мистер Корнтуэйт сведущ в живописи, я доверяю его рекомендации, - Чарльз поклонился. - Я хочу заказать портреты всех членов семьи... - голос её на мгновение прервался, - даже и тех, кого уже нет, - закончила она твёрдо и спокойно.
Тут её прервали: в гостиную вошли две девушки.
Чарльз поднялся. Одна из девиц выделялась тёмными волосами и странным профилем, запечатлевшим в резких чертах то ли тоску, то ли подавленную боль. Лицо повторяло черты миссис Бреннан и совсем не отличалось красотой, а молодость только выявляла и подчеркивала жесткость линии носа и излишне твердую линию губ, однако глаза, странные, без зрачка, растворившегося в тёмно-карей радужной, почему-то завораживали. Донован видел такие глаза на одном женском портрете Корнелиса Йонсона в Лондонской галерее.
Донована представили мисс Элизабет Бреннан и её подруге мисс Дороти Грант.
Черты мисс Грант напомнили Доновану 'Благовещение' Андреа дель Сарто: подбородок был тяжеловат, лицо удлинено унылой линией носа, глаза тоскливы и непроницаемо темны. Однако девушка тоже не отталкивала, скорее, туманные глаза притягивали взгляд, звали вглядеться в них.
Чарльз вежливо поклонился, собираясь сказать, что он рад знакомству, но тут в залу вошёл мужчина в охотничьей куртке и высоких сапогах, и Донован замер точно так же, как в церкви перед гробом. В его памяти стремительно замелькали образы святого Антония Падуанского Джузеппе Баццани, идеализированные Анн-Луи Триозоном черты Наполеона в его помпезной церемониальной мантии, набросок 'Тита' Шери, облик полковника Тарлетона Джошуа Рейнолдса. Всплыли и черты покойного Мартина, но теперь они ожили.
Вошедший был красавцем.
-Дорогой мистер Корнтуэйт, - голос красавца, неназойливо бесстрастный, был вежлив и доброжелателен, - дядя говорил, что вы обещали зайти. Рад вас видеть.
Епископ кивнул и познакомил Донована с мистером Райаном Бреннаном. Последний любезно улыбнулся гостям, поздоровавшись с Донованом за руку, потом учтиво поприветствовал мать с сестрой, пожелал доброго вечера мисс Дороти Грант, и голос его при обращении к ней смягчился и потеплел.
Райан собирался что-то сказать, но тут гостиная пополнилась ещё одним молодым человеком, вошедшим из внутренней галереи дома. Он держал в руках газету и, войдя, окинул собравшихся безрадостным взглядом.
Донован внимательно оглядел его. Этот человек не напомнил ему никаких картин, кроме виденного когда-то луврского мужского портрета Франчабиджо, но лицо говорило само за себя: это был лик убийцы и поэта, губы напоминали рану от лезвия, пропитанного ядом, и звали к непознанным наслаждениям, в глазах, казалось, застыли неведомые обиды и безымянные печали. Он выглядел озлобленным и напряжённым, но это была не злость нечестивца, а, скорее, ожесточение незаслуженного проклятья. Чарльз боялся таких лиц: слишком уж проступала в них затаенная страстность, слишком мало было покоя и обыденности.
Корнтуэйт отрекомендовал Доновану мистера Патрика Бреннана, но не успел он договорить, как в гостиной появился еще один человек - средних лет, которого Донован сразу узнал: это именно он пытался успокоить миссис Бреннан в церкви, протягивая ей платок у гроба. У него была счастливая внешность: видимо, бывший в юности весьма привлекательным, он и сегодня сохранял стройность, густые волосы и белоснежные зубы, морщины же в уголках глаз и легкая седина на висках лишь придавали ему ещё большую респектабельность. В голове Донована мелькнула мысль, что этот человек будет красив даже глубоким стариком.
Это бы мистер Джозеф Бреннан, младший брат покойного мистера Ральфа Бреннана, и дядя - нынешнего хозяина дома. Он учтиво приветствовал гостей. Чарльз заметил, что Патрик Бреннан не счёл нужным никого приветствовать: он лишь буркнул 'добрый вечер', ни к кому конкретно не обращаясь, что до Джозефа Бреннана, то он, не обратив на хамство племянника ни малейшего внимания, вежливо поклонился мисс Дороти Грант, кивнул мисс Элизабет и тихо заговорил с миссис Бреннан. Вскоре Доновану стало ясно, что между братьями мало согласия: Патрик окинул Райана мрачным взглядом и отвернулся, Райан же смотрел на Патрика с улыбкой - легкой и насмешливой.
Теперь, когда вся семья, кроме кузин и кузенов, была в сборе, Донован подумал, что епископ Корнтуэйт, сказав, что в этой семейке простецов нет, был просто точен: члены семейства разнились, как ночь и день, но пустых лиц тут не было. Однако сам художник вновь чувствовал себя заворожённым и очарованным, то и дело бросая взгляд на Райана Бреннана. Ему казалось, мертвый восстал из гроба, красота Мартина превоплотилась в живого Райана, и Чарльз с трудом отводил иногда взгляд на прочих, но, как зачарованный, снова и снова возвращался к старшему сыну миссис Бреннан.
Леди Эмили поставила семью в известность, что заказала их портреты для Большой галереи. Райан кивнул, Джозеф издал восклицание: 'Хо!', Элизабет промолчала, а мистер Патрик Бреннан сказал, что с него довольно и фотографий. Донован быстро взглянул на миссис Бреннан, но та только смерила младшего сына сузившимися глазами и ничего не ответила, между тем Райан спросил, когда мистер Чарльз Донован планирует приступить к работе? Для него самого подойдут вечерние часы: днём он занят с управляющим.
Донован подтвердил, что начнёт завтра же, и готов рисовать с натуры в том порядке и в то время, когда ему укажут, он занят витражами в соборе, но эта работа оставляет ему время и для заказов.
-А, вот вы где! - в гостиной появился молодой человек с открытым и приятным лицом, за ним вошли три девушки, - мы вернулись с прогулки, а в большом зале и в малой гостиной - никого, - пояснил он, - Шарлотт подумала, что вы в библиотеке.
Патрик Бреннан резко встал, поднялись и Донован с Корнтуэйтом. Джозеф просто обернулся. Неспешно покинул кресло и мистер Райан Бреннан. Вошедшие девицы отличались фамильным сходством: все они имели одинаковые, чуть сужающиеся книзу лица, при этом красивей всех была девица, которую Доновану представили, как мисс Шарлотт Ревелл. В ней чувствовалось живое кокетство и удивительная, какая-то воздушная прелесть. Она носила волосы, распущенные по плечам, от ее кожи - белоснежно-чистой, казалось, исходило благоухание, голубые глаза сияли. Мисс Кэтрин и мисс Летиция почти не отличались друг от друга: их волосы были светлей, чем у старшей сестры, одинаково белокурые, они походили на сусальных ангелов.
Однако лицо мисс Кэтрин, которое Донован разглядел лучше других, ибо она стояла к нему ближе других, удивило его, хотя, чем именно, не мог сказать и он сам. Волосами ли цвета выбеленного льна? Но в них не было ничего особенного. Ничего диковинного не было и в чёрных глазах, и в светлой чистой коже, однако у Чарльза осталось странное впечатление необычности мисс Кэтрин.
Их брата представили как мистера Томаса Ревелла.
Донован поклонился, но ничего не успел сказать, его опередил мистер Патрик Бреннан, приветствовавший мисс Шарлотт. Не нужно было особенной наблюдательности, чтобы заметить, что с него слетел весь недавний апломб: Патрик выглядел жалким и немного пришибленным. Мистер же Райан Бреннан спокойно взял оставленную братом газету, развернул, сел на диван и погрузился в чтение.
Тут появились мистер Эдвард Хэдфилд и его сестра Энн. Девушка приковывала к себе взгляд величавой и немного пугающей красотой Медеи, а брат тёмными волосами и смуглой кожей походил на итальянца, одет же был весьма щегольски. Донован вспомнил слова Корнтуэйта о дьяволе в доме, но Эдвард, если и напоминал дьявола, то опереточного. При этом - если бы в доме не было Райана, и Хэдфилд, и Ревелл показались бы Доновану красивыми, но теперь художник лишь отметил, что они недурны собой. Хэдфилд поздоровался с Райаном, Джозефом и Патриком, и все кивнули ему в ответ - спокойно и дружески. Донован заметил, что Томас Ревелл тоже приветствовал Эдварда, но сам Хэдфилд едва ответил ему.