Быт русского народа. Часть I

о потемневшее солнце преграждает ему путь; ночь стонет грозно и разбуживает птиц, звери рыщут в пустынях. Игорь ведет своих воинов к Дону. Уже птицы хищные предвещают ему беду, волки бегают по оврагам, орлы своим клек<о>том созывают зверей на кости, лисицы воют на червленые щиты. Русские уже за Шеломянем. Ночь долго меркнет, и заря утренняя не всходит. — Битва началась: неприятели побеждены; в добычу достались нам дорогие ткани, золото и красные девицы. Но с юга налетели черные тучи — новые полки врагов. Русские стали противу них своими щитами. «Всеволод сыплет на неприятелей стрелами, звенит по шлемам булатными мечами. Где сверкнет златый его шишак, там лежат головы половецкие; раздробляются шлемы неприятельские от саблей каленых. Два дни кипит битва страшная. Летят стрелы каленые, гремят сабли о шеломы, трещат копья булатные; земля усеяна костьми и облита кровью; но печаль облегла русскую землю: на третий день к полудню пали знамена Игоря! Недоставало кровавого вина, но храбрые русские кончили свой пир: напоили гостей и сами легли за отечество! Невеселая настала година! — Жены русские восплакали: не видать нам своих милых, ни мыслию помыслить, ни думою сдумати. Застонал Киев скорбью, а Чернигов бедами; тоска разлилась по всей России: Игоря ведут в плен, девицы половецкие поют радостные песни на берегах синего моря и звенят русским золотом. В. к. Святослав роняет золотое слово, омоченное слезами, и говорит: «О, племянники мои, Игорь и Всеволод! Рано вы подняли мечи на половецкую землю, а себе искать славы. Несчастно бились, но несчастнее пролили кровь поганую. Сердца ваши скованы булатом и закалены мужеством, но что нанесли моей серебряной седине! Много у нас воинов, но и те без щитов. Величаясь прадединой славою, вы говорили: мужайтесь! Славу прадедов исторгнем и ею увенчаемся! Если сокол летает на добычу, то он нападает свысока». Песнопевец приглашает князей соединиться, чтобы наказать половцев: «В. к. Всеволод! Ты можешь Волгу раскроить веслами, а Дон вычерпать шлемами. О, Рюрик и Давид! Не ваши ли позлащенные шлемы плавают в крови? Не ваша ли храбрая дружина рыскает, как дикие волки, уязвленные калеными саблями? Галицкий Ярослав Осмомысл! Сидя высоко на своем златокованом престоле, ты подпираешь венгерские горы своими железными полками, преграждаешь путь королю, затворяешь ворота Дуная, открываешь путь к Киеву, стреляешь за земли султанские — стреляй в Кончака, нечестивого кощея, за землю русскую, за раны Игоре вы! А вы, Роман и Мстислав, летая высоко отвагой, как сокол на крыльях ветров, под вашими булатными мечами склоняют головы: литва, ятвяги, древляне и половцы. — Ингварь и Всеволод и все три Мстиславичи, знаменитого гнезда шес-токрыльцы! Заградите поле врагу своими острыми стрелами за землю русскую, за раны Игоревы! Уже Сула не течет серебряными струями, а Двина течет болотом, под грозным кликом поганых. Изяслав, сын Васильков, сразился острыми мечами со щитами литовскими и нашел славу: он пал на кровавой траве, изрубленный литовскими мечами. Дружину твою, князь, приодели птицы крыльями, а кровь ее полизали звери. Ты выронил жемчужную душу из храброго тела. Приуныли голоса, замолчало веселие! — Ярослав и все внуки Всеслава! Склоните свои знамена, вложите свои мечи. Вы своими крамолами навели поганых на землю русскую. На берегах Немана они стелют снопы головами, молотят булатными цепями и веют душу от тела. — На кровавых берегах Немана не болог посеян, а посеяны кости русские! — О, стени русская земля, вспоминая про времена первых князей своих!» Супруга Ярослава плачет, говоря: «Полечу незнаемой кукушкой по Дунаю, омочу шелковой (бебрянь) рукав в реке Каяле и утру кровавые раны на изрубленном теле моего друга». Супруга пленного Игоря проливает слезы в Путивле, смотря с городской стены в чистое поле: «О, ветер, ветер! Для чего ты веешь! К чему мечешь ханские стрелы на воинов моего друга? Разве тебе мало веять на горах под облаками, носить корабли на синем море? К чему мое веселие развеваешь? О, славный Днепр! Ты пробил каменные горы в земле половецкой, носил на себе Святославовы ладии к стану Кобякова; принеси ж ко мне моего милого, чтобы я не посылала к нему в море утренних слез моих. О, светлое и пресветлое солнце! Ты для всех теплое и красное: для чего ж падаешь горячими лучами на воинов моего милого, палишь их в безводной пустыне и угнетаешь печалью?» Игорь освободился из плена: обманув бдительность стражи, он садится на борзого коня и летит соколом; утомив коня, он садится в лодку и плывет в отечество р. Донцом. Река приветствует князя: «Князь Игорь! Не мало тебе величия, Кончаку досады, а русской земле радости». Князь отвечает: «О, Донец! Не мало тебе величия, когда несешь на своих волнах князя, стелешь ему зеленую траву на своих серебряных берегах; одеваешь его теплыми мглами под сенью зеленого дерева; охраняешь его гоголями на воде, чайками на струях, чернетьми на ветрах». За Игорем гнались Гзак с Кончаком: «Тогда вороны не крякали, галки замолкли, сороки не трескотали, лазя по деревьям. Дятлы указывали ему путь к реке, а соловьи повещали возвращение князя веселыми песнями». «Хотя тяжко голове без плеч, — говорит песнопевец словами Бояна, — но худо телу без головы, а русской земле без Игоря. — Солнце сияет на небе, Игорь в русской земле! Девицы поют на берегах Дуная; радостные голоса вьются чрез море в Киев: Игорь едет по Боричеву во храм Св. Богородицы Пирогощей». Стихотворец заключает: «Да здравствуют князья и дружина, поборовшие за християн поганые полки. Слава князьям и дружинам!»[38]

38

Слог песни о полку Игоря показывает, что она сочинена южным жителем России. Некоторые слова и выражения, встречаемые в этой песне, сохранились доселе в малороссийских думах конца XVI в., и это доказывает, что Малороссия давно имела своих вдохновенных поэтов, еще до создания языка.

Из многих разбиравших песнь о полку Игоря с исторической стороны есть более удовлетворительный — П. Г. Буткова, напечат. в «Вестн. Европ.», 1821 г., № 21 и 22, в «Сын. Отеч.» и «Север. арх.», 1834 г., № 52. — Г. Бутков подвергся несправедливым замечаниям сочинителя «Сказаний русск. народ.» г. Сахарова. Уважая вполне полезные труды г. Сахарова, нельзя пропустить без замечания ошибочных его нареканий. Он, между прочим, говорит, — см. его «Сказания русск. нар.», в статье: «Русская народ, литература», с. 58–60, изд. 1841 г. и «Песни русск. народа», ч. 5, с. 222–228. — «Критические исследования г. Буткова заслуживают особенного внимания. Идя своим путем, он сам разыскивал, не верил чужим толкованиям. Эту самобытность г. Буткова встречаем мы во всех его исследованиях». После этого прибавляет, что он несправедливо толкует древние слова, которые не объяснил и сам г. Сахаров. Он говорит далее: «Мнение г. Буткова о местоположении Тмуторакана, замечательно своею новостию изысканий от всех других: он полагает, что его искать должно не в Тамани, но на пути из Киева к Полоцку, на правой стороне Остра, при соединении этой реки с Десною, где теперь село Старогородка, в одной версте ниже города Остра, в 60 верстах от Киева». Г. Сахаров не так это понял. Г. Бутков, говоря о побеге Всеслава из Белгорода чрез Киев и Тмуторакань, указывал, что тут разумеется Тмуторакань не Таманская, а тот город Тмуторакань — Остроческий, который упоминается в географическом отрезке XIV в. в числе киевских городов. Сахаров говорит еще: «что же касается до непонятных слов, встречающихся в описании слова о походе Игоря, то Г. Бутков почти не обратил на них внимания». Г. Бутков не брался объяснять непонятные слова; он писал нечто к слову, а не о всем слове, и г. Сахаров упустил из виду, что г. Бутков объяснил отчетливо события Игорева похода. Я не вхожу в дальнейший разбор исследования по этому предмету г. Буткова, которого труды весьма важны для нашей критической истории.

Очень многие покушались объяснить «Слово о полку Игоря», и каждый из них писал по своему мнению. Вот одно только исчисление писателей по предмету, доселе не истолкованному. 1. Граф А. И. Мусин-Пушкин. Он первый открыл в 1795 г. и напечат. в 1800 г. — 2. А. С. Шишков напеч. в 1805 г., потом перепечатал в 1826 г., и помещено в поли. собр. его сочинений и переводов. 3. Я. Пожарский в 1819 г. 4. Н. Грамматин объяснял в прозе и стихах, 1823 г. 5. Н. А. Полевой в 1830 г. в 3 т. «Ист. русск. нар.». - 6. А. Ф. Вельтман, в 1833 г. 7. М. Максимович, 1837 г. Переводили в стихах: 8. Серяков, 1803 г. 9. Палицын, 1808 г. 10. Язвицкий, 1812 г. 11. Левитский, 1813 г. Иностранные переводчики на немецкий яз.: 12. Славянин Юнгман, 1810 г. 13. Миллер и 14. Зедерман. Последний объяснения гт. Карамзина и Шишкова назвал перлами. 15. Куприян Годебский на польский яз. 16. Вацлав Ганка, славянин, на чешский яз. 17. Аджит поместил перевод «Игорева слова» в сербском альманахе «Голубице». 18. Авг. Белевский объяснял «Слово о полку Игореве» на польск. яз. 19. Дм. Дубенской представил новые объяснения на «Слово о полку Игореве» — оно напеч. в «Русск. достопамятн.», ч. III, 1844 г.