До сих пор мы говорили только о походах мирного времени для перемены мест квартирования войск. В случае же выступления в военный поход вещи эти уже не могут быть возимы за войсками, и тогда приходится оставлять их в складе, отделяя для присмотра за ними некоторое число воинских чинов, тогда как в это-то время солдат и нуждается в лишнем мундире и других излишних вещах своего обмундирования. При продолжительности такого похода оставленные в складах вещи приходят более или менее в негодность, а иногда, как было в прошлую войну[47], войска по окончании военного похода идут совершенно не в те местности, в которых остались их склады. Тогда приходилось опять принимать меры, чтоб доставить вещи эти, долго и в самое нужное время не приносившие никакой пользы, в новые места квартирования. Таким образом выходит, что богатство нижних чинов излишними вещами не всегда приносит им пользу, а между тем перевозка обходится так дорого, что при слишком частых передвижениях она иногда превосходит стоимость перевозимых вещей.
Итак, мы видим, что перевозка собственных солдатских вещей падает на ту же артель-экономию, из которой производятся расходы по всем предметам, прямо или косвенно до продовольствия войск относящихся. Знаем также, что нижние чины ставятся иногда в необходимость составлять особые суммы артельным путем на ту же перевозку. Но есть еще и другие причины, оправдывающие то же явление.
Большую часть своей службы солдат вместо присвоенного его роду оружия головного убора — каски, папахи, кивера — прикрывает в необходимых случаях свои уши от холода наушниками, большими и малыми. Эти два предмета солдатской одежды, а также набрюшник и рукавицы со времени постановлений по сему предмету императора Александра I должны быть приготовляемы из выслужившей срок мундирной одежды солдата[48]. В отношении набрюшника, а отчасти наушников и рукавиц правило это исполняется. Что же касается фуражки, то здесь дело принимало другой вид. Построить ее с цельным околышем из цветного сукна положительно нельзя из старых вещей: ни на одной из них нет куска нужной для околыша величины. Кроме того, по обычаю ввелось, что фуражкою как более других заметною частью мундирной одежды солдат щеголяет, поэтому она нигде и никогда из старых вещей не делалась, тем более что при соблюдении такого условия пришлось бы часть ее делать из сукна старого, а другую — из совершенно новых материалов. Это и повело к тому, что вообще постройка фуражек делается нижними чинами из собственности. А так как на подобный расход потребно по средней цене около 50 копеек, то обыкновенно он покрывается из солдатской негласной артели[49].
Совокупность означенных нами двух расходов, по сознанию самих распорядителей, в прежнее время вела к тому, что при невозможности приобресть необходимые для того средства работами с солдат по собственному их согласию производился особый вычет из их жалованья. А при постоянном обязательном удержании определенной его части в артель-экономию и собственную артель случалось, что солдат вместо положенных ему 90 копеек серебром в треть жалованья получал всего только 5—10 копеек.
Мы коснулись двух важнейших предметов, заставляющих солдат делать расходы из других, кроме общей артели-экономии, источников. Но есть еще и другие, мелкие расходы, падающие на те источники. В числе их следует, между прочим, упомянуть о бане и о расходах на обучение чинов грамоте.
По существующим правилам только находящимся в Царстве Польском войскам отпускаются деньги на наем бань. Другим ж дозволяется на тот же предмет делать расход из артели-экономии, но в весьма ограниченном размере: собственно для команд, при полковом штабе состоящих, определено 10 рублей серебром в месяц; для остальных же нижних чинов подобные издержки из того же источника допускаются только в особых случаях, например при сборах, содержании караулов, по испрашиваемым особо каждый раз разрешениям. Это правило основано на том, что при расположении войск по широким квартирам нижние чины могут пользоваться баней вместе с хозяевами своих квартир, что в большей части России при существовании в деревнях значительного числа подобных заведений совершенно возможно. Но иногда случается и обратное. В западном крае, в особенности же в Литве, почти нет обыкновения между жителей иметь в деревнях свои бани. И здесь солдат, привыкший к бане как к необходимости, устраивает ее себе сам, употребляя деньги из тех же источников, которые указаны выше.
Относительно средств для обучения нижних чинов грамоте заметим, что некоторым из наших войск отпускается на этот предмет по 5 рублей серебром в год на роту от казны. Вначале, при введении обучения нижних чинов грамоте, этих денег, может быть, было достаточно. Но потом, при развитии подобных занятий, отпускаемых денег оказалось мало для приобретения на целую роту необходимых материалов для обучения, в особенности письму.
Наконец, в числе всех подобных негласных расходов рот необходимо упомянуть об одном, не везде и не всегда делаемом: на перевозку провианта. Законом определено, что перевозка провианта на ротные дворы, если магазин отстоит от них менее 35 верст, должна производиться на казенных подъемных лошадях. Но это не всегда удобоисполнимо. Летом, при травяном довольствии лошадей, для подножного корма луга отводятся почти постоянно в одном месте, а между тем полк иногда раскинут на 150 верст. Зимой для большего удобства в приискании фуража лошади часто располагаются также в одном месте. При таких условиях перевозка ими провианта из магазина на ротные дворы, разумеется, чрезвычайно затруднительна. В большей части случаев провиант перевозится на обывательских подводах, которые иногда, вследствие расположения к нижним чинам жителей, даются даром. Чаще же всего за это приходится уплачивать деньги.
Из всего изложенного ясно видно, какое важное значение имеет солдатская артель и как нижние чины у нас при недопущении некоторых расходов из артели-экономии сами устраивают негласную артельную сумму для своих потребностей. Мы не могли разобрать в подробности всего до этого предмета относящегося, потому что разнообразие условий солдатских расходов зависит от весьма многих обстоятельств, не всегда поддающихся обобщению. Но и указанного достаточно для определения, что существующие правила и обычаи относительно ротного хозяйства не вполне удовлетворительны. Впрочем, все это более или менее уже осознано у нас, и не подлежит сомнению, что составленный в настоящее время по распоряжению правительства особый комитет для пересмотра табелей, штатов и других положений, относящихся до довольствия армейских войск, устранит те из указанных неудобств, которые ввелись временем и обычаями, вызванными необходимостью, и для которых теперь настает конец.
Наблюдательный наш отряд был невелик. Он состоял всего из двух батальонов пехоты, двух эскадронов кавалерии, казачьего полка и нескольких орудий.
Окончилось лето, и наступила осень. Неподвижность наша не изменялась. Мы все ждали наступления неприятеля и уже привыкли верить, что ничего не дождемся. Близость осени обещала нам скорое появление снегов в горах, а потому, очевидно, наши ратные подвиги должны были ограничиться лишь несколькими фальшивыми тревогами, да и те представлялись уже в памяти нашей как дело прошлое, хотя еще и не очень давнее. Пришло повеление главнокомандующего готовиться к зимовью «на позиции», приказано было строить для солдат землянки.
48
Если не ошибаемся, в нашем законодательстве в первый раз о постройке фуражных шапок из выслужившей срок мундирной одежды упоминается в табелях 1812 года. Это правило удержано и в табели 1830 года и считается до настоящего времени основным с тем прибавлением, что на фуражные шапки для нижних чинов, вновь поступающих на службу и не имеющих при себе мундиров, отпускается единовременно 50 копеек ассигнациями.
49
Здесь будет уместно коснуться вопроса, нередко встречаемого в войсках: составляет ли выслужившая мундирная одежда собственность солдата? Прежними правилами вопрос этот решался положительно в пользу нижних чинов. В «Инструкции пехотного полка полковнику» по этому предмету говорится: «…по прошествии положенных сроков верхний и нижний мундир, то есть шляпу, кафтан, камзол, сапоги, штиблеты, башмаки, рубашки, чулки, манишки, галстухи ни от кого не отбирать; да и отставным, которые прослужат один год, при отставке все это отдавать, кроме пуговиц, которые отбирать должно, понеже оные бессрочно положены», В ныне же действующем законе, в «Уставе хозяйственном». сказано: «Мундирные и амуничные вещи по выслужении ими положенных сроков оставляются в распоряжении полков и команд. Из числа одежды, остающейся в распоряжении полков и команд, частным начальникам войск не возбраняется для соблюдения экономии в новой одежде приказывать нижним чинам употреблять ее в носку, но только ту, которая находится еще в исправном состоянии, не с дырами и разноцветными заплатами. Употребление же нижними чинами одежды совершенно ветхой, которая прослужила не только один, но даже два срока, допускать отнюдь не дозволяется». На основании этого последнего закона правы те, которые говорят, что прослужившие срок мундиры составляют собственность полка, а не солдата. Но еще правее утверждающие, что подобные предметы составляют личную собственность нижних чинов: при установлении правила, чтоб из этой одежды строились фуражные шапки, наушники и пр., и при введении обычая делать последние на собственные деньги нижних чинов выходит, что солдат, сделав свой счет на эти предметы, вправе мундирную одежду, долженствующую послужить ему материалом для шитья тех вещей, но не употребленную на то, считать своей собственностью.
50
Текст печатается по изданию: Военный сборник. СПб, 1859. Т. VI. С. 461–498.