Когда все собрались, явился казначей в сопровождении ефрейтора, писаря и двух рядовых, несших полковой казенный ящик; ящик поставили на двух табуретах сзади длинного стола, пред срединой которого воссел сам полковник; по сторонам его поместились батальонные командиры, а по концам стола сели квартермистр и казначей; адъютант стал пред срединой стола, против полковника; ротные же командиры разместились по стенкам. Началась поверка. Ротные командиры вызывались полковником поочередно, по старшинству рот; когда вызываемый подходил к столу, писарь вынимал из полкового казенного ящика небольшой ящичек, принадлежащий роте, подавал его полковому командиру, который чрез адъютанта передавал его ротному. Ротный командир отпирал ящик, вынимал деньги, пересчитывал, отделял излишние, или так называемую передержку, и затем остальные деньги вместе с ведомостью передавал снова полковому командиру; полковник проверял деньги по ведомости, выдавал ротному командиру требуемую сумму для дальнейшего расхода, подписывал новую ведомость и препровождал все казначею; казначей брал ключ у хозяина ящика, укладывал деньги, запирал, запечатывал ящик и опускал его в полковой казенный. Затем требовался следующий ротный командир, и с ним повторялась та же история.
Неудивительно, что при подобном доверии к ротным командирам и при подобном способе поверки суммы все находились в наличности; но удивительно и странно то, что у всякого ротного командира оказывались еще излишние деньги, рублей восемьдесят, сто и даже более; нужно полагать, что это была благоразумная экономия.
Когда поверяли 3-ю роту, полковник подозвал меня, велел пересчитать и проверить по ведомости деньги, выдал на расход триста рублей серебром и затем передал мой ящик и деньги казначею.
По окончании всей поверки полковник потребовал командира 3-й роты.
— Сбруев, — сказался, — извольте сдать роту на законном основании капитану Л***; у вас в роте много неисправностей. Капитан, — добавил он, обращаясь ко мне, — прошу вас все это исправить; вами, поручик, я был крайне недоволен.
Поручик поклонился.
— Мое почтение, господа, — сказал полковник, обращаясь к обществу, и шаркнул ногой.
Все поклонились молча и гурьбой высыпали на улицу.
— Когда вы думаете приступить к приемке? — вкрадчивым голосом спросил Сбруев, когда мы вышли из избы.
— Это будет совершенно зависеть от вас, — сказал я. — Если у вас все готово к сдаче, то хоть завтра.
— К чему такая поспешность, капитан? Знаете русскую поговорку: «Поспешишь — людей насмешишь»? У меня еще бумаги не готовы.
— Когда же они будут готовы у вас?
— Недельки через две; кстати, тут и месяц кончится, а то как же я книги закончу?
— Как, через две недели? Сегодня будет в приказе.
— Приказ — это последнее дело; вам же легче будет принимать, когда я все закончу и приведу в порядок; к тому же я более двадцати дней в этом месяце продовольствовал роту, так я выписку составлю[53], а то вы, пожалуй, чего доброго и собьетесь в моих счетах и записях.
— Помилуйте, ведь через неделю полк выступает в поход, так неужели мне на походе роту принимать прикажете?
— Приказывать не смею, но посоветовать считаю за долг; на походе исподволь попривыкнете к людям — там суеты меньше; так, не суетясь да не торопясь, все вещи по описям примете, пересмотрите хорошенько.
— Но как же я смею это сделать, когда мне приказано принять роту немедленно на законном основании?
— Мало ли что приказано; ну, если боитесь, сходите к полковому командиру, объясните ему, что у меня бумаги не готовы; поверьте, я говорю и советую это для вашей же пользы, чтоб вам до первого числа позволили командовать только по наружной части; к первому же числу я все исправлю, все чисто, до единой нитки сдам.
— Пожалуй; не в моих правилах стеснять кого-нибудь, и если это вам необходимо, то я готов просить полковника.
— Ну, а если он не согласится? — вопросительно взглянув на меня, заметил Сбруев.
— Согласится, я почти в этом уверен, — утвердительно отвечал я, зная доброту и снисходительность полковника.
— Ну, так идите же, — сказал Сбруев, — а я подожду вас здесь.
— Не лучше ли нам идти вместе?
— Ловко ли будет?
— Я думаю, ловче, чем одному идти.
— Пожалуй, пойдем.
Мы пошли.
Я объяснил командиру причину, по которой не могу принять роту тотчас же; Сбруев подтвердил мои слова, и полковник, как я и ожидал, разрешил мне командовать ротой до первого числа только по наружной части; когда же мы выходили из избы, он отвел меня в сторону и сказал:
— Повторяю вам, будьте осторожней и осмотрительней при приемке.
Возвратясь домой, я поспешил раздеться и лечь, думая хоть во сне отдохнуть немного и забыть разнообразные впечатления дня; но сон давил меня тяжелым кошмаром. Только я закрывал глаза, смутные мысли мои начинали рисоваться поразительными картинами; я видел худого, бледного солдата, а тайный голос твердил мне: «Вот она, благоразумная экономия»[54]. «Безгрешные доходы»[55] представлялись мне в виде ограбленного селения разоренных поселян, и мне вдруг становилось тошно, позывало на рвоту; я вскакивал с постели, закуривал папиросу, ложился и забывался снова. Мне чудилось, что я начинаю заниматься чеканкой пуговиц, чеканю их из колоколов, снимаемых ночью потихоньку моими солдатами с колоколен сельских церквей; чеканю их из орудий, воруемых из-под носа спящего часового, чеканю с жадностью, с такою же, как ворую, чеканю по мильону в минуту, нашиваю эти пуговицы в пять и в шесть рядов на мундиры моих солдат; наконец, меня хватают, отдают под суд, но не за воровство, а за то, что у моих солдат больше пуговиц на мундирах, чем в других ротах; меня ведут в цепях, а Сбруев бежит сзади и кричит: «Что, не говорил я вам, что поспешишь — людей насмешишь?! Чеканили бы исподволь, так и хлопот бы не было». И с этими словами он толкает меня в пропасть, на дне которой лежат сторублевые ассигнации — благоразумная экономия ротных командиров; я лечу и падаю в объятия казначея, он на руках выносит меня на чистый воздух, я вздыхаю свободнее и просыпаюсь.
Наутро я принял 3-ю мушкетерскую роту под свое начальство по наружной части.
Пять лет спустя по приеме роты я вступил с нею в поход. Люди, привычные к походу, шли бодро и весело; тридцати-, а иногда сорокаверстные переходы мало их утомляли. Сбруев ехал квартирьером пред моей ротой и распоряжался приготовлением пищи.
Прошла неделя похода, а благоразумными распоряжениями Сбруева рота всего два дня продовольствовалась из котла, остальное же время состояла на иждивении жителей. Подобное радушие со стороны поселян, чрез владения которых прошла уже не одна тысяча войск, стягивающихся к Севастополю, чрезвычайно меня удивляло, тем более что положение некоторых было крайне бедственное. Приближалось 1-е число следующего месяца; 30-го была дневка. Сбруев засел за работу и усердно занялся составлением так называемой выписки.
— Чем это вы так усердно занимаетесь? — спросил я, видя, что пот ручьями струился по его лицу, а пальцы не переставали работать на счетах. — Не нужно ли помочь вам?
— Нет, благодарю, сам покончу; в этом деле надо иметь много соображений.
— Какие тут соображения — ведь вы выписку составляете?
— Да.
— Ну так что же? Не понимаю, зачем сами хлопочете: приказали бы писарю выписать расход из книги артельщика, которая вами ежедневно проверяется, просмотрели бы только эту выписку — вот и вся недолга.
— Что?! — закричал Сбруев удушающим смехом. — Эдак будете составлять, так и по миру пойдете; эдак, пожалуй, всякий мальчишка составит; нет, батенька, тут надо иметь бездну соображений, чтоб самому впросак не попасть да и других не подкатить.
53
В большей части армейских полков исстари ведется, что ротные командиры не имеют права записывать прямо в шнуровую книгу деньги, израсходованные ими в продолжение месяца на продовольствие роты, а предварительно составляют о них по окончании каждого месяца особую ведомость, которая рассматривается и утверждается полковым командиром и только по утверждении им вносится в книгу. Подобная ежемесячная ведомость называется выпиской.
54
«Благоразумная экономия» составляется при обращении и столкновении с казенными суммами и предметами довольствия солдат, так, например, при отоплении, освещении казарм, обмундировании и продовольствии нижних чинов; причем большее или меньшее количество экономии зависит от степени благоразумия обращающегося.
55
Под фирмою
К этой категории относится продажа муки и круп, не выдаваемых жителям, если рота расположена на пространных квартирах. Делается это обыкновенно таким образом: приказывается фельдфебелю напоить старосту и старшин деревни (или села) допьяна и тут под пьяную руку вытребовать от них подписку за всю деревню в получении ими солдатских пайков.
Некоторые устраивают это еще короче: никого не угощают и ничего не выдают, отговариваясь тем, что не получили еще от полка ассигновок, а когда приходится оставлять деревню, то покупают квитанцию.
Деньги, остающиеся после умерших нижних чинов, если они в течение известного времени не будут востребованы родственниками умершего, относятся иными также к разряду безгрешных доходов; из этих денег артельные составляют неотъемлемую собственность казначея и полкового командира, а собственные солдатские — ротного.