Я вскочил и зашагал по кухне, рубя воздух ладонью:
– Вся наша работа – это миф! Иллюзия дела. Красивая картинка, которая позволяет вам, а мне позволяла раньше, прикидываться, что вы занимаетесь чем-то полезным. Чёрта с два! Ни хрена полезного в нашей работе нет. Ничегошеньки! Ни вот такой вот малюсенькой капельки пользы. Мы врём. Себе, им – всем! Наша Контора – такое пристанище для последних романтиков, которые себя в жизни не смогли найти и поэтому теперь занимаются всякой ерундой. Нет, хватит! Я уволился и не жалею об этом.
Я ещё что-то говорил, а Белых молчал, опёршись подбородком на сцепленные пальцы рук.
– Скажи, Вася, а ты в Бога веришь? – неожиданно спросил он.
– Чего?
– В Бога, говорю, веришь?
– Ну, это… меня крестили в детстве. В православие. А, собственно,…
– Я не о том, – перебил меня Игорь Олегович. – Половина Москвы – крещёные. А в церковь постоянно ходит полтора человека. Я спрашиваю именно про веру – ты в Бога веришь?
– Ну не знаю. Наверное, есть там что-то, что управляет нами.
– Так «наверное» или действительно – есть?
– Да не знаю я! Есть, нету – какая разница!.
– То-то и оно, – кивнул Игорь Олегович, – не чувствуешь.
Он потёр переносицу и продолжил:
– Знаешь, у меня есть друзья – они староверы. Так вот – они никогда не бывают одиноки. Я хочу сказать, что даже когда они одни – он или она, или их дети – они всё равно не одиноки. Понимаешь?
– Нет. А к чему вообще вы об этом говорите?
Игорь Олегович подошёл к окну и с минуту, хмуря брови, смотрел на поток машин. Не знаю почему, но я не мог поторопить его с ответом. Это было как-то неуместно.
– Не знаю, помнишь ты или нет, – наконец ответил шеф, – но у Высоцкого была в одной из песен такая строчка «Купола на Руси кроют золотом…». Знаешь, как он это объяснил?
Я мотнул головой.
Шеф понимающе кивнул:
– Строчка продолжается так: «Чтобы чаще Господь замечал». Вот – чтобы замечал чаще.
Игорь Олегович снова умолк. Потом повернулся ко мне и сказал:
– Иногда мне кажется, что Он перестал замечать очень многих. Или, если по-другому, это они перестали замечать Его. Ты не замечал – наши клиенты ведь все очень одинокие люди? Вспомни. Все, с кем ты работал, одиноки. В тот конкретный момент или вообще по жизни – не важно. Важно, что им не с кем было разделить свою боль. Думаю, ты знаешь как это – когда даже пожаловаться некому…
Игорь Олегович подошёл к столу, отпил кофе и сказал, держа чашку обеими руками:
– А мои друзья не бывают одиноки. В смысле, что даже если они – он, она или кто-то из их детей – остаются одни, они не бывают одиноки. Понимаешь? Одни – но не одиноки. Потому что они всегда чувствуют рядом с собой Бога. Всегда чувствуют Его поддержку, его жалость, его любовь.
Шеф снова посмотрел в окно, проводил взглядом какую-то машину и продолжил.
– А другие – те, которые не верят, – лишены всего этого. Вот и приходиться нам с тобой брать на себя Его функции. Именно поэтому им нужны мы. Не знаю почему, но так уж получилось, что мы единственные, кто может быть рядом с ними в самые тяжёлые моменты их жизни.
Он замолчал и допил кофе. Поставил её на стол и нажал кнопку на электрочайнике. Потом насыпал себе из банки пару ложек кофе и кинул несколько кусков рафинада.
Я молчал. Не то, чтобы нечего было сказать, но я чувствовал, что сейчас не мой черёд говорить. Потому что Игорь Олегович ещё не закончил.
И правда – налив себе воды из закипевшего чайника, шеф снова заговорил:
– Вот ты, Вася, говоришь, что мы, на самом деле, ничем им не помогаем. Мне это знакомо. В Конторе абсолютно каждый задавался вопросом: «А какая от нашей работы польза?». Потому что очень сложно работать, не видя результата. Строитель видит дом, построенный его руками, рабочий на заводе выпускает с конвейера новенькую машину, художник может любоваться своей картиной. Даже учитель, чья профессия уж на что не предполагает результата, и тот может через пару десятков лет гордиться своими учениками. А мы не можем. Это – специфика нашей работы. Потому-то и возникает такое страстно желание помочь им «как-то по-настоящему», как говорил Балашевич. Но как им поможешь? Ведь невозможно всем дать всё. Потому что всех много, а всего – мало. Мы не можем решать за них их проблемы. Иначе они все, понимаешь, все до единого, окажутся на нашей шее и нам, всей Конторе, придётся жить за них.
– Но…, – я даже не знал, что сейчас скажу – просто очень хотелось возразить. Хоть что-нибудь, лишь бы не смолчать.