Я поднялся, очень долго стоял под душем, потом оделся и решил пройтись по Вероне. И оказался в тех самых местах, где мы гуляли с ней всего несколько часов назад.
Я представил, как мы выглядели со стороны. Никто и не подумал бы, что вскоре расстанемся, такими мы казались в тот момент счастливыми, влюбленными, полными желания. Все говорило об этом — наши реплики, взгляды, смех, сплетенные пальцы рук.
Куда все это могло деться? Как такие прекрасные отношения могли внезапно обернуться такой болью?
Я не находил ответа на этот вопрос.
Я видел свое отражение в витрине магазина, рядом не было никого, главное — не было ее.
Когда я вернулся в отель, мне показалось, будто бродил по городу целую вечность, даже забыл поужинать.
Комната приведена в порядок, постель убрана. От нас с Сильвией, от того, что произошло, не осталось и следа. Время не остановилось в ожидании.
Все казалось таким далеким, что могло быть только фантазией.
Я подумал, что никогда больше не смогу уснуть, однако неожиданно провалился в глубокий сон.
Когда открыл глаза, мне показалось, будто спал всего несколько минут. Я забыл задернуть темные шторы, как делаю всегда, когда сплю в отеле, и меня разбудили первые лучи утреннего солнца.
Как только я вспомнил, что произошло, меня охватила тревога, и я схватился за телефон — нет ли сообщений, но ничего не было.
Вновь дала знать о себе вся боль, испытанная накануне.
Я с трудом переживал неведение. Мне необходимо было понять, что же будет с нами дальше. Позвонить ей я мог только после презентации. Утром никогда не посылал ей сообщений, зная, что в это время она не одна.
Чтобы отвлечься, я стал думать о совещании, на котором вскоре предстояло выступить.
У меня была условлена встреча с Оскаром в баре на площади делле Эрбе, мы хотели обменяться последними соображениями и затем вместе отправиться к Адзолини.
Оскар ждал меня за столиком в отдельном, внутреннем зале. Читал газету. Он был уверен, что никто на него не смотрит, и теперь в очках, сползающих на кончик носа, выглядел на свой возраст. Впервые за много лет у меня сложилось впечатление, будто он стал самим собой, а не тем персонажем, которого изображал, и я невольно проникся к нему симпатией.
— В такой солнечный день разве не лучше посидеть снаружи? — спросил я, подойдя к столику.
— Там слишком много народу, много толкотни. Рано утром я предпочитаю спокойствие.
Я улыбнулся: он и в самом деле постарел. Я заказал кофе и открыл ноутбук, чтобы показать ему последние поправки, которые сделал в поезде.
— Ты уже показывал мне их позавчера.
— А вчера в поезде я еще кое-что переделал…
— Я уже сказал, что все хорошо, и я доверяю тебе. Ты ведь многие годы занимаешься этим делом, и нет нужды контролировать каждый твой шаг.
Я посмотрел на него как на инопланетянина. Давно ожидая от него чего-то подобного, теперь я не верил своим ушам.
— Не смотри на меня так, рано или поздно ты должен был это услышать. — Он допил свой свежевыжатый сок. — Сегодня утром я едва не опоздал на поезд, — сказал он, сделав последний глоток.
Я решил, что какая-то неведомая сущность завладела им, ведь настоящий Оскар всегда гордился тем, что никогда в жизни, ни разу за всю свою долгую карьеру никуда не опоздал. Впервые я увидел в нем нормального человека.
— Я не спал до шести утра.
— Тебе нездоровилось?
— Нет, ждал, когда сын вернется домой.
— Он, конечно, проводил время с девушкой. — И я подумал, как же часто не спали из-за меня мои родители.
— Он сделал это нарочно. Вчера вечером у нас состоялся с ним довольно крупный разговор.
— Твой сын мне всегда казался разумным мальчиком. — Я попытался успокоить его. Оскар выглядел очень озабоченным.
— Да, так и есть. Мы поссорились из-за того, что он не хочет поступать в университет.
— А что же он хочет делать?
— Рисовать комиксы.
— Он хорошо рисует?
— Очень хорошо. У него настоящий талант.
— Так в чем же дело?
— Как в чем?! Тут ведь нет никакой карьерной перспективы. И ничего не поделаешь! Когда спросил его об этом, знаешь, что он ответил?
Я молча посмотрел на него в ожидании.
— «Папа, ну скажи мне, какого черта я должен похоронить себя заживо в каком-то офисе, как это сделал ты. Ради чего, скажи мне! Ради виллы у моря, куда всегда ездили только мы с мамой, без тебя?» — Оскар говорил со мной откровенно. — И знаешь, о чем я думал до шести утра? — Он посмотрел на меня, словно ожидая вопроса, но я по-прежнему молчал, и тогда он закончил: — Наверное, этот засранец прав.
Поначалу мне показалось, будто я ослышался, он ставил под сомнение свои жизненные устои, резоны, по которым каждое утро вставал с постели и занимался боксом. В эту минуту мне захотелось рассказать ему о Сильвии, может быть, он понял бы меня сейчас и мог бы дать хороший совет — совет мудрого отца.