Но тут подошел официант с кофе и разрушил возникшую было между нами атмосферу доверия. Я упустил момент и ничего не сказал.
— Пока ты пьешь кофе, пойду заплачу. Время выдвигаться.
Он поднялся и оставил меня за столиком одного. Это опять был тот Оскар, каким его знали все, человек, который ни за что не подождет двух лишних минут.
Мысли о Сильвии снова захватили меня, легли камнем на сердце.
В зале для совещаний я подключил ноутбук к Сети и проверил, все ли работает.
Когда Адзолини и Альдо, ответственный за связи с общественностью, заняли свои места, я попросил задвинуть шторы и включил видео.
На экране появилось изображение космоса. Трехмерная анимация показывала, что годовой цикл равен одному обороту Земли вокруг Солнца.
«Каччаторино» Адзолини сделал более пятидесяти оборотов, его круги вокруг Солнца — это синонимы качества.
Видео закончилось, кто-то раздвинул шторы, и я увидел лицо Адзолини.
— Это принцип рекламной кампании, — заключил я.
Никто ничего не говорил, никто не улыбался.
Моя идея никого не восхитила.
Адзолини отпил воды, поерзал на стуле и проговорил:
— Видите ли, наши клиенты — семейные люди, и я полагал, что вам сообщили об этом. — Тут он бросил взгляд на Альдо, и тот немедленно уточнил:
— Это первое, что мы сделали в Милане.
Я посмотрел на Оскара в надежде, что он придет мне на помощь, но тот молчал, явно выжидая, как я стану выкручиваться.
— Я знаю это. Я подумал, что реклама обычно полна нереальных семей, которые притворно улыбаются, изображая столь же нереальное счастье. И вместо того, чтобы ради поддержания традиции ставить рядом дедушку и внука, я подумал, что получилось бы интереснее, если отправить «каччаторино» в космос.
Адзолини, не глядя на меня, произнес:
— Это ваша задача — придумывать рекламные семьи. Я же хочу видеть накрытые столы, мамаш в фартуках и тепло семейного очага, а не холодные астероиды, похожие на огромные камни в почках.
Сраженный и убитый, я не знал, что сказать.
Адзолини посмотрел на меня:
— И это все? Вы не подумали о какой-нибудь альтернативе?
У меня не было никакой альтернативы я сделал ставку на космический «каччато-рино».
Я чувствовал себя так, словно по мне проехал танк. Одна половина меня не могла не думать о Сильвии и поглядывать на телефон, вдруг на дисплее появится ее имя, другая отчаянно пыталась найти какую-нибудь идею, которая вызволила бы меня из этой чертовой ситуации.
Альдо, Оскар и Адзолини молча уставились на меня. Вот уже второй раз за сутки я поставил на кон свою жизнь.
Единственное, что мне пришло в голову, это шутка Луки: «Свинья, которая получает столько удовольствия, может давать только отличную колбасу».
Я закрыл глаза. Все выглядело настолько абсурдно, что я невольно рассмеялся. Когда же открыл их, увидел, что все смотрят на меня.
Адзолини, потеряв терпение, поднялся:
— Вернемся к этому разговору, когда у вас найдется что-нибудь получше. Всего доброго.
Альдо поспешил за ним, словно верный пес. В зале остались только мы с Оскаром.
Он помолчал немного, прежде чем окончательно добить меня:
— Я все могу понять. Идея не понравилась, и в этом не только твоя вина. Бывает, это этап игры. Но смеяться в ответ на вопрос заказчика, нет ли у тебя альтернативного варианта, мне кажется, глупо. Я считал тебя умнее, Габриэле.
Я летел в свободном падении и не знал, за что ухватиться.
ВОСЕМНАДЦАТЬ
Я остался один в зале для совещаний, чтобы собрать свои вещи и все обдумать. Как могло случиться, что я рассмеялся в лицо Адзолини?
Черт бы побрал этого Луку с его шутками! Окажись он сейчас рядом, мог бы облегчить мое беспокойство из-за того, что я не знал, где Сильвия, что она думает и действительно ли между нами все кончено.
Оскар даже не стал ждать меня, с первым же поездом уехал в Милан.
На вокзал я отправился пешком, спешить было некуда, и мне захотелось пройтись. По дороге присел на скамью в небольшом сквере и позвонил ей.
Телефон звонил и звонил, пока не включился автоответчик. Я был вынужден отключиться.
Я почувствовал спазм в желудке, не только неприятное ощущение, а физическую боль.
Я попытался истолковать реакцию Сильвии. Может быть, она была вызвана слишком сильным и неожиданным волнением, может, Сильвия не испытывала тех же чувств, какие обуревали меня, или я что-то не так понял.