имания не обращал. Да и прятались новоприбывшие за спины мужчин, словно защиту у них искали. Защита им понадобится. Женщинам особенно трудно в наших краях. Охранники различия не делают. Им все равно мужчина ли ты или женщина. Преступник и все тут, раз в Борор попал. А преступник обязан в катакомбах работать, самоцветы искать. Потом, при свете факелов, я их лучше рассмотрел. Одна мне очень понравилась. Совсем девчонка. Что уж такого натворила? Не знаю. Об этом не принято у нас говорить было. Каждый нес груз преступления в себе. По неписанным законам о былых прегрешениях спрашивать дурным тоном считалось. И имя у нее, как колокольчик звенело. Сакура. Сакура. Я перед сном его часто шептал. Звенело оно во мне, светом наполняло. Мирей, вторая, постарше была. Волосы мне ее понравились. Такая золотистая грива. Когда в катакомбы спускалась, прятала под косынку, чтобы пыль не набивалась. Набьется, не расчешешь. Только срезать. А волосами она гордилась. Ни за что не захотела расстаться. Хоть наши женщины и уговаривали ее. А еще она смешливая была. В наших местах смех - дело редкое. Тем и нравилась мне. И не только мне. За время долгого пути в Борор случилась у нее любовь с Ювелиром. Обручили их трудности и невзгоды, мужем и женой назвали. Третья среди них Малена. Странная она была. Молчаливая. Я сначала думал, что немая. Потом разобрался, что просто стеснительная очень. От этого и молчаливая. Она все больше Праведника, старика того, держалась. Внучка его или просто родственница. А, может, так просто. Но от него ни на шаг не отходила. Куда он, туда и она. Да и вообще новенькие вместе держались. Сторонились наших. Даже спальные тюфяки в стороне от всех разложили. Что я о них так подробно рассказываю? О других что ли нечего говорить? Ведь были и другие примечательные люди. Были, конечно, были. Почти о каждом можно длинную историю рассказать. А говорю о них потому, что сыграли они в моей судьбе большую роль. Если не они, так не рассказывал бы я вам сейчас свои байки, а валялось мое сгнившее тело где-нибудь на дне ущелья в Бороре. Мертвых у нас сбрасывали в ущелья. Не тратили сил на захоронения. Но все по порядку. Чужаки, те семеро, а из-за нелюдимости их так стали все называть, никак не могли смириться с нашими порядками. Охранникам грубили, работать от темна до темна отказывались. За что ни раз были наказаны. Охранникам за порядком следить положено, дисциплину держать. Вот они и держали. Провинившихся наказывали по полному порядку. У охранников дубинки тяжелые. По спине пройдутся - не обрадуешься. Мне раз за нерасторопность досталось. Так я три дня лежать не мог. А чужаков били постоянно. И еды лишали. Хоть и дрянной похлебкой нас кормили. А все еда. Я в те годы другой и не знал. Поэтому и такой рад был. Но самое страшное, когда в наказание ночью в катакомбы отправляли. Вот это действительно ужас! В катакомбах, конечно, и днем темень и дышать нечем. Но не это там самое страшное. Страшно, когда ночью из узких расщелин катакомб выползают хехи, мерзкие и отвратительные твари. Наподобие огромных червей они. При них, главное, не издать ни звука. Малейший шум, а слух у тварей отменный, и все. Наутро найдут только обглоданные косточки. А как не пошевелиться, как не закричать, когда отвратительная слизкая масса касается чуть ли ни твоих ног. Твари - слепые. Бесшумную цель не замечают. Проползают мимо. Только тишина могла спасти от них. Но ничто не могло смирить чужаков. Несмотря на все унижения и притеснения не сломили охранники их дух, не убили мечту о свободе. Изнывая под тяжелым трудом, вынашивали они план о побеге. План, который не мог осуществить никто. Ибо Борор, как я уже говорил, по своей воле никто не покидал. Свидетелем их планов я стал случайно. Как-то ночью пришлось мне встать по нужде. Когда вернулся в спальный дом, привлек мое внимание некий шумок. Вначале я на него внимания не обратил. Мало ли кто во сне разговаривает. Лег на свое место. Нет, слышу, не один человек говорит. Несколько. Шепот раздается из угла, который чужаки себе облюбовали. Встал на четвереньки я и тихо подполз. Смотрю, не спят. Кружком собрались и шепчутся. Слух-то у меня молодой был тогда, острый. Прислушался и ужаснулся от того, что услышал. Праведник о плане побега рассказывал. Так и хотелось мне вскочить и закричать в голос: «Безумцы! Что вы придумали? Себя сгубите и остальных под смерть подведете». Но не посмел, а лишь ближе подполз. Праведник замолчал. Другой заговорил. По голосу мне показалось Эрикз. Разумно так рассуждал. Доказывал, что им одним отсюда не вырваться, через Борор не пройти. Других за собой поднимать надо. Прорываться большой группой. Кто-то, может, и дойдет. Праведник опасался посторонних в их планы посвящаться. Предательства боялся. Но Эрикза поддержали остальные. Решили, что подготовку вести будут осторожно, привлекать к побегу не всех, а наиболее сильных, смелых и надежных. Вот с этой ночи и начали происходить необычные у нас события. Люди в группки собираться стали, перешептываться, тайными взглядами перекидываться. То тут, то там слышался девиз: «Быть свободным!». Опознавательный знак у них даже появился. Зеленая ленточка, как символ мечты о свободе. Я тоже хотел навесить. Только не знал, где взять зеленый лоскуток. А потом задумался: а являюсь ли я приверженцем свободы? Что знаю о ней я, родившийся и выросший в неволе. Борор - моя родина. Борор - мой дом. Я не знаю другого мира. Вот это пугало меня. Но вместе с тем и привлекало. Старик Фокс, тот, что учил меня счету, много рассказывал о чужом для меня мире. Загадочном, необычном и, в какой-то мере, страшном. Но врожденная любознательность тянула меня туда. После долгих раздумий решил, что и я являюсь приверженцем. Это я так решил. Никто меня не спрашивал и не приглашал. Да меня просто не замечали. Малый пацан. Какая от меня польза? Одним из первых среди наших зеленую ленточку на рукав нацепил Зеокс, один из самых старых и уважаемых каторжан. Он появился в Бороре очень давно. Еще до моего рождения. Как-то он рассказал мне о матери, которую сам я совсем не помню. За это я был ему очень благодарен и считал своим другом. Наши его тоже уважали. Поэтому зеленых ленточек стало появляться все больше и больше. Наступила середина лета. Самое время для осуществления дерзкого плана. Тянуть дальше было нельзя. Холода в Борор приходили рано. Чуть опадут листья с неказистых деревьев, а уже и морозы. Ах, какие морозы в Бороре. Здесь, в наших краях, о таких и представления не имеют. Выдыхаемый пар застывает прямо у рта и падает на землю снежинками. Вот какие холода. Поэтому пройти через Борор можно только летом, когда солнце много часов гуляет по небу и не уходит спать. А тут и случай подвернулся. Нельзя сказать, что счастливый, но своевременный. Он-то и всколыхнул всех, заставил действовать. Я уже упоминал охранников. Страшные люди. Никогда и нигде за свою долгую жизнь не видел я в людях такой жестокости и ненависти. Нас за людей они не считали. Презирали и издевались. Сейчас я думаю, что наши мучители, в какой-то мере, были несчастными людьми, лишенными обыкновенной человеческой жизни. Что заставляло их поступать на эту службу? Не знал тогда, не знаю и сейчас. Деньги? Жажда власти? Безнаказанность в издевательствах? Не я им судья. Охранников привозили в Борор на вахту, жили они здесь с рождения до рождения луны. Правда, в хорошем доме, а не с нами в бараке. Под конец вахты зверели до крайности. В своих зверствах переступали все нормы человеческой морали. Ведь убить каторжанина и грехом не считалось. Отговорку в оправдание всегда могли найти. И вот однажды вечером попалась на глаза одному охраннику Мирей. Я уже говорил - красивая была женщина. Даже тяжелая работа в катакомбах не уменьшила ее красоты. Возжелал охранник Мирей, за руку схватил, потащил за бараки. А Ювелир, муж ее названный, в защиту бросился. В горло охраннику вцепился. Страшнейшее преступление совершил - нападение на охранника. Наказание за такое одно - смерть. Но просто убить Ювелира показалось охранникам мало. Решили они, от злобы или от скуки, совершить показательную казнь, перед всеми. Чтобы мы увидели и запомнили, что грозит тому, кто на охранника руку смеет поднять. Назначили казнь на утро. А на ночь Ювелира и Мирей, которую заодно тоже решено было казнить, привязали к позорному столбу, что стоял перед входом в катакомбы. Вот в эту ночь и решили мы бежать. Не совсем готовы были, но что поделать. Не ждать же, когда убьют друзей. На ночь ушли спокойно, улеглись на свои тюфяки. Другим, кто к ним не присоединился, ничего не сказали. Но я знал, чувствовал, что сегодня ночью что-то произойдет. Шестое чувство, что ли, подсказало. Старался не заснуть. Хоть и очень хотелось. Сон прямо грузом наваливался на меня. А я его гнал, не давал закрыться глазам. Знал, что если прикрою глаза хоть на мгновение, засну беспробудно. Лежал и прислушивался. И вдруг услышал звук, чуть слышный, потом второй. Пора. Я поднялся и тихо, стараясь не издать не звука, пошел к выходу. Во дворе уже стояло несколько человек. В темноте рассмотреть никого невозможно. Темные тени, безмолвные и неподвижные. А люди все выходили из спального дома. Так же, не произнося ни слова, молчаливой толпой направились в сторону катакомб, сняли со столба Ювелира и Мирей. Тихо, одними губами, провозгласили хором: «Будем свободны!» и направились в никуда. Точное определение. Мы ушли в никуда. Ночью поселение н