ны посвящаться. Предательства боялся. Но Эрикза поддержали остальные. Решили, что подготовку вести будут осторожно, привлекать к побегу не всех, а наиболее сильных, смелых и надежных. Вот с этой ночи и начали происходить необычные у нас события. Люди в группки собираться стали, перешептываться, тайными взглядами перекидываться. То тут, то там слышался девиз: «Быть свободным!». Опознавательный знак у них даже появился. Зеленая ленточка, как символ мечты о свободе. Я тоже хотел навесить. Только не знал, где взять зеленый лоскуток. А потом задумался: а являюсь ли я приверженцем свободы? Что знаю о ней я, родившийся и выросший в неволе. Борор - моя родина. Борор - мой дом. Я не знаю другого мира. Вот это пугало меня. Но вместе с тем и привлекало. Старик Фокс, тот, что учил меня счету, много рассказывал о чужом для меня мире. Загадочном, необычном и, в какой-то мере, страшном. Но врожденная любознательность тянула меня туда. После долгих раздумий решил, что и я являюсь приверженцем. Это я так решил. Никто меня не спрашивал и не приглашал. Да меня просто не замечали. Малый пацан. Какая от меня польза? Одним из первых среди наших зеленую ленточку на рукав нацепил Зеокс, один из самых старых и уважаемых каторжан. Он появился в Бороре очень давно. Еще до моего рождения. Как-то он рассказал мне о матери, которую сам я совсем не помню. За это я был ему очень благодарен и считал своим другом. Наши его тоже уважали. Поэтому зеленых ленточек стало появляться все больше и больше. Наступила середина лета. Самое время для осуществления дерзкого плана. Тянуть дальше было нельзя. Холода в Борор приходили рано. Чуть опадут листья с неказистых деревьев, а уже и морозы. Ах, какие морозы в Бороре. Здесь, в наших краях, о таких и представления не имеют. Выдыхаемый пар застывает прямо у рта и падает на землю снежинками. Вот какие холода. Поэтому пройти через Борор можно только летом, когда солнце много часов гуляет по небу и не уходит спать. А тут и случай подвернулся. Нельзя сказать, что счастливый, но своевременный. Он-то и всколыхнул всех, заставил действовать. Я уже упоминал охранников. Страшные люди. Никогда и нигде за свою долгую жизнь не видел я в людях такой жестокости и ненависти. Нас за людей они не считали. Презирали и издевались. Сейчас я думаю, что наши мучители, в какой-то мере, были несчастными людьми, лишенными обыкновенной человеческой жизни. Что заставляло их поступать на эту службу? Не знал тогда, не знаю и сейчас. Деньги? Жажда власти? Безнаказанность в издевательствах? Не я им судья. Охранников привозили в Борор на вахту, жили они здесь с рождения до рождения луны. Правда, в хорошем доме, а не с нами в бараке. Под конец вахты зверели до крайности. В своих зверствах переступали все нормы человеческой морали. Ведь убить каторжанина и грехом не считалось. Отговорку в оправдание всегда могли найти. И вот однажды вечером попалась на глаза одному охраннику Мирей. Я уже говорил - красивая была женщина. Даже тяжелая работа в катакомбах не уменьшила ее красоты. Возжелал охранник Мирей, за руку схватил, потащил за бараки. А Ювелир, муж ее названный, в защиту бросился. В горло охраннику вцепился. Страшнейшее преступление совершил - нападение на охранника. Наказание за такое одно - смерть. Но просто убить Ювелира показалось охранникам мало. Решили они, от злобы или от скуки, совершить показательную казнь, перед всеми. Чтобы мы увидели и запомнили, что грозит тому, кто на охранника руку смеет поднять. Назначили казнь на утро. А на ночь Ювелира и Мирей, которую заодно тоже решено было казнить, привязали к позорному столбу, что стоял перед входом в катакомбы. Вот в эту ночь и решили мы бежать. Не совсем готовы были, но что поделать. Не ждать же, когда убьют друзей. На ночь ушли спокойно, улеглись на свои тюфяки. Другим, кто к ним не присоединился, ничего не сказали. Но я знал, чувствовал, что сегодня ночью что-то произойдет. Шестое чувство, что ли, подсказало. Старался не заснуть. Хоть и очень хотелось. Сон прямо грузом наваливался на меня. А я его гнал, не давал закрыться глазам. Знал, что если прикрою глаза хоть на мгновение, засну беспробудно. Лежал и прислушивался. И вдруг услышал звук, чуть слышный, потом второй. Пора. Я поднялся и тихо, стараясь не издать не звука, пошел к выходу. Во дворе уже стояло несколько человек. В темноте рассмотреть никого невозможно. Темные тени, безмолвные и неподвижные. А люди все выходили из спального дома. Так же, не произнося ни слова, молчаливой толпой направились в сторону катакомб, сняли со столба Ювелира и Мирей. Тихо, одними губами, провозгласили хором: «Будем свободны!» и направились в никуда. Точное определение. Мы ушли в никуда. Ночью поселение наше не охранялось. Зачем его охранять? Лучше всякой охраны был Борор. Когда отошли на достаточное расстояние, как нам показалось, люди стали перешептываться, узнавать, кто пустился в этот страшный путь. Набралось человек двадцать. Все чужаки, все семеро. Остальные - наши. Меня заметили. Эрикз удивился, спросил: - А ты куда, малец? - На свободу! - смело ответил я и добавил. - Будем свободны! Больше мною никто и не поинтересовался. Я и шел вместе со всеми. Старался держаться рядом с Сакурой. Вдруг девчонке помощь понадобиться? А я и помогу. До рассвета спешили уйти, как можно дальше. Знали, хватятся нас, в погоню пустятся. А что мы против охранников? Ничто. Ни оружия у нас, ни силы. Только преимущество во времени. Им и нужно воспользоваться. Поэтому почти бежали. Настолько быстро, насколько могли голодные и обессиленные тяжелым трудом люди. Но впереди нас ждала свобода. Мечта о ней и давала силы. Первым не выдержал бешеной гонки Праведник. Старик. Упал он. К нему подбежала Малена. Гладит по голове, помогает встать на ноги. А как ему встать, когда ноги не держат? - Идите. Без меня, - задыхаясь, прошептал старик. - Нет. Не говори так, - остановил его Ювелир. - Мы тебя не бросим. Рубило, помоги. Великан Рубило подхватил Праведника под руки и поднял. Поставить на ноги поставил, но заставить сделать шаг не мог. Истощились силы старика. - Идите. Ради меня дойдите, - сказал. Все опустили головы. Понимали, что лучше потерять одного, чем пропасть всем. Малена ни за что не хотела оставлять дедушку. Только мычала что-то невнятно и отмахивалась от всех, кто пытался ее сдвинуть с места. А потом упала на грудь лежащего на земле Праведника и умолкла. Он ей что-то прошептал на ухо, и она встала и пошла, покачиваясь и все время оглядываясь. Сакура схватила подругу за руку и потянула вперед. Вскоре оставленный нами Праведник исчез из наших глаз. Это была наша первая потеря. Нет, охранники нас не догнали. Испугались пуститься в погоню или посчитали, что Борор не отпустит нас из своих объятий, не отдаст внешнему миру то, что принадлежит ему, то осталось для меня тайной навсегда. Но еще страшнее охранников для нас оказался голод. Охранники бы убили пойманных сразу, без мучений. А голод убивал медленно и мучительно. Борор безжизненен. Кроме редко попадающихся чахлых деревьев с немногочисленными листочками, сухими и плохо пахнущими, ничего не встретишь. Этими листочками и питались. Разве это пища? Тем более для людей совершающих ежедневно такие длительные переходы. От голода сводило животы, от голода мутнело сознание. Нам повезло, что начался период дождей. Хотя бы от жажды мы не мучились. Но голод... Голод - это страшно. Страшно до такой степени, что человек теряет человеческий облик. В такие моменты можно скатиться до людоедства. Съесть ближнего, друга во спасение себя. Нет, до этого у нас не дошло. Зеокс и Рубило, дольше других сохранившие силу и разум, пресекали всяческие попытки. Даже убили одного из наших, забыл его имя. Он призывал съесть самого слабого. И некоторые - о, ужас! - начали прислушиваться к его призывам. Рубило задушил смутьяна собственными руками, исполняя закон: избавься от одного, чтобы спасти всех. Рубилу никто не осудил. Все понимали, что случись такое однажды, потом не остановишься. Но еще до начала голода мы потеряли Мирей. Ночь на столбе не прошла для нее даром. Уже на следующий день начался кашель, поднялся жар. Она крепилась изо всех сил и шла вперед. Ювелир почти тащил любимую на себе, хотя и сам слабел день ото дня. А в пятую ночь нашего пути Мирей умерла. Тихо, беззвучно. С вечера заснула, а утром не проснулась. Бескрайние просторы Борора разорвал дикий крик. Это Ювелир прощался со своей возлюбленной. Мы ушли, а он остался. - Пусть простится, - сказал Эрикз. - Потом догонит. Эрикз ошибся. Ювелир нас не догнал. Не смог или не захотел. Это уже неважно. Мы потеряли счет дням, мы перестали замечать ночи. Мы шли и шли. Редели наши ряды. Мы уже не замечали падающих в пути. Мы просто шли, оставляя за собой следы в виде мертвых товарищей. До сих пор не понимаю, как дошел я, совсем мальчишка. Лишь непреодолимое желание увидеть свободный мир довело меня до конца пути. Другого объяснения нет. На границе Борора мы расстались. Дальше идти вместе было опасно. Вместе мы слишком заметны. Мы стали свободными. Разойдясь на пороге нового мира, каждый открыл новую страницу своей книги жизни. Я больше никогда не видел своих друзей, не знаю об их судьбе. В нашу деревню я попал полубезумцем, голодным и изможденным до крайности. Добрые люди приютили меня, вылечили, приняли в свою семью. Так и живу здесь. Старик замолчал и оглянулся удивленно, словно не узнавая свой дом и притихших детишек, сидящи