аше не охранялось. Зачем его охранять? Лучше всякой охраны был Борор. Когда отошли на достаточное расстояние, как нам показалось, люди стали перешептываться, узнавать, кто пустился в этот страшный путь. Набралось человек двадцать. Все чужаки, все семеро. Остальные - наши. Меня заметили. Эрикз удивился, спросил: - А ты куда, малец? - На свободу! - смело ответил я и добавил. - Будем свободны! Больше мною никто и не поинтересовался. Я и шел вместе со всеми. Старался держаться рядом с Сакурой. Вдруг девчонке помощь понадобиться? А я и помогу. До рассвета спешили уйти, как можно дальше. Знали, хватятся нас, в погоню пустятся. А что мы против охранников? Ничто. Ни оружия у нас, ни силы. Только преимущество во времени. Им и нужно воспользоваться. Поэтому почти бежали. Настолько быстро, насколько могли голодные и обессиленные тяжелым трудом люди. Но впереди нас ждала свобода. Мечта о ней и давала силы. Первым не выдержал бешеной гонки Праведник. Старик. Упал он. К нему подбежала Малена. Гладит по голове, помогает встать на ноги. А как ему встать, когда ноги не держат? - Идите. Без меня, - задыхаясь, прошептал старик. - Нет. Не говори так, - остановил его Ювелир. - Мы тебя не бросим. Рубило, помоги. Великан Рубило подхватил Праведника под руки и поднял. Поставить на ноги поставил, но заставить сделать шаг не мог. Истощились силы старика. - Идите. Ради меня дойдите, - сказал. Все опустили головы. Понимали, что лучше потерять одного, чем пропасть всем. Малена ни за что не хотела оставлять дедушку. Только мычала что-то невнятно и отмахивалась от всех, кто пытался ее сдвинуть с места. А потом упала на грудь лежащего на земле Праведника и умолкла. Он ей что-то прошептал на ухо, и она встала и пошла, покачиваясь и все время оглядываясь. Сакура схватила подругу за руку и потянула вперед. Вскоре оставленный нами Праведник исчез из наших глаз. Это была наша первая потеря. Нет, охранники нас не догнали. Испугались пуститься в погоню или посчитали, что Борор не отпустит нас из своих объятий, не отдаст внешнему миру то, что принадлежит ему, то осталось для меня тайной навсегда. Но еще страшнее охранников для нас оказался голод. Охранники бы убили пойманных сразу, без мучений. А голод убивал медленно и мучительно. Борор безжизненен. Кроме редко попадающихся чахлых деревьев с немногочисленными листочками, сухими и плохо пахнущими, ничего не встретишь. Этими листочками и питались. Разве это пища? Тем более для людей совершающих ежедневно такие длительные переходы. От голода сводило животы, от голода мутнело сознание. Нам повезло, что начался период дождей. Хотя бы от жажды мы не мучились. Но голод... Голод - это страшно. Страшно до такой степени, что человек теряет человеческий облик. В такие моменты можно скатиться до людоедства. Съесть ближнего, друга во спасение себя. Нет, до этого у нас не дошло. Зеокс и Рубило, дольше других сохранившие силу и разум, пресекали всяческие попытки. Даже убили одного из наших, забыл его имя. Он призывал съесть самого слабого. И некоторые - о, ужас! - начали прислушиваться к его призывам. Рубило задушил смутьяна собственными руками, исполняя закон: избавься от одного, чтобы спасти всех. Рубилу никто не осудил. Все понимали, что случись такое однажды, потом не остановишься. Но еще до начала голода мы потеряли Мирей. Ночь на столбе не прошла для нее даром. Уже на следующий день начался кашель, поднялся жар. Она крепилась изо всех сил и шла вперед. Ювелир почти тащил любимую на себе, хотя и сам слабел день ото дня. А в пятую ночь нашего пути Мирей умерла. Тихо, беззвучно. С вечера заснула, а утром не проснулась. Бескрайние просторы Борора разорвал дикий крик. Это Ювелир прощался со своей возлюбленной. Мы ушли, а он остался. - Пусть простится, - сказал Эрикз. - Потом догонит. Эрикз ошибся. Ювелир нас не догнал. Не смог или не захотел. Это уже неважно. Мы потеряли счет дням, мы перестали замечать ночи. Мы шли и шли. Редели наши ряды. Мы уже не замечали падающих в пути. Мы просто шли, оставляя за собой следы в виде мертвых товарищей. До сих пор не понимаю, как дошел я, совсем мальчишка. Лишь непреодолимое желание увидеть свободный мир довело меня до конца пути. Другого объяснения нет. На границе Борора мы расстались. Дальше идти вместе было опасно. Вместе мы слишком заметны. Мы стали свободными. Разойдясь на пороге нового мира, каждый открыл новую страницу своей книги жизни. Я больше никогда не видел своих друзей, не знаю об их судьбе. В нашу деревню я попал полубезумцем, голодным и изможденным до крайности. Добрые люди приютили меня, вылечили, приняли в свою семью. Так и живу здесь. Старик замолчал и оглянулся удивленно, словно не узнавая свой дом и притихших детишек, сидящих рядом с ним. Потом очнулся, улыбнулся детям и прикрикнул: - А ну-ка, все марш отсюда. К солнцу, к свету. Устал я от вас. Спать хочу. Ребята рванули на улицу. А старик, кряхтя и охая, улегся у очага на тюфяк и погрузился в сон, который превратил его в молодого мальчишку, не побоявшегося принять девиз жизни: «Быть свободным!».