— Лапка, прочь с кровати! — потребовала я. А то кот умел портить вещи так, что потом их только как ветошь для уборки и применять.
— Мря-у? — кот только один глаз приоткрыл, мол, что тебе нужно, неугомонная, не видишь, я сплю, и что, что грязный и на чистой постели?
— Может согнать его полотенцем? — предложила мне экономка.
— Фш-ш-ш, — отреагировал Лапка, уже с большим вниманием следя за людьми. Но лежать продолжал, все равно экономка его бы не тронула. Правило касательно манеера Лапки было одно — все вопросы касательно кота нужно решать со мной.
Трогать без причины я запрещала. Хотя на самом деле прислуга и так без лишней нужды этого не делала, разве что сам Лапка захотел обтереться об человека. А вот шлепнуть полотенцем и тем более всерьез ударить эту рыжую пушистую шкуру было почти невозможно. Когда хотел, Лапка мог и улизнуть, едва ли не просочившись в дверь, а мог и впиться обидчику в лицо когтями. Для невысокого и круглого кота он умел прыгать очень высоко. Так что хватило буквально нескольких инцидентов, чтобы о коте знали все в округе.
— Нет, — мотнула я головой и громче прикрикнула. — А ну, прочь с кровати, кому сказала!
— Мя!
Кот мгновенно почувствовал, что я не шучу. Он взвился на все четыре лапа, деловито выгнул спину, покрутился на месте, уминая покрывало, а потом замер принюхиваясь. Затишье прошло за два счета — и вот Лапка уже скребет по покрывалу, пытаясь зарыть подушку Гейса. Мол, пахнет дурно. Мол, зачем нам лишние мужчины, а, хозяйка?
— Хватит! — я звонко хлопнула в ладони, и кот послушно замер, потянулся ко мне, вынюхивая что-то понятное только ему.
— Вот удивительно, как он вас слушается, ваша светлость! — в очередной раз впечатлилась экономка.
— Мы с Лапкой знакомы слишком давно, — хмыкнула я, наблюдая, как кот медленно спрыгнул в кровати и направился ко мне. — Пусть приготовят еще таз с водой, нужно отмыть этого путешественника.
— Как скажете, ваша светлость, — поклонилась экономка и вышла из комнаты, чтобы отдать распоряжения.
— Иди сюда, разбойник, — позвала я уже мягче, присела и вытянула вперед руку. Кот очень быстро оказался рядом, на секунду замер, а потом с силой потерся мордой о мою ладонь — сначала одной стороной, потом другой. Потом он и вовсе уткнулся лбом в мою руку. Я с улыбкой стала почесывать его за ушами, потом по грязной спине и серым от пыли бокам.
И где только этого прохвоста носило? Впрочем, он не исчезал надолго и таким чумазым давно уже не приходил. Чаще всего нужно было только помыть ему лапы.
— В этот раз от мытья целиком не отвертишься, — со вздохом сказала я коту, проводя по грязной шерсти.
Манеер Лапка мгновенно вывернулся и отступил в сторону. Ну еще бы! Мыться он не любил.
— Сам виноват, — хмыкнула я и потянула кота за лапу. Тот недовольно заворчал, задрыгал пойманной конечностью, но потом сдался и вовсе завалился на бок. Мол, не поднимешь же. Я же грязный.
— Но за крысу спасибо, — поблагодарила я, а довольный моей благодарностью кот в ответ вильнул коротким брусочком хвоста и распластался по полу еще сильнее. Таким уж он уродился — с пышной шерстью, которая так любила сбиваться в колтуны, с сильными лапами, мощными челюстями и коротким обрубочком хвоста. И я бы не променяла его ни на какое другое домашнее животное.
Но присмотревшись к его шерсти, я с грустью сообщила коту.
— Лапка, тебя скоро снова придется красить.
Хвост замер, на меня уставились два круглых глаза, взгляд кота был очень недовольным.
— Ты же не хочешь, чтобы тебя у меня забрали?
Кот тяжело вздохнул, прикрыл глаза и отвернулся. Нет, ему тоже другая хозяйка была не нужна.
Глава двенадцатая
Утро навалилось на меня тяжестью. Ночь без мужа оказалась сложным испытанием. Вечер прошел в заботах, опять же, отмыть Лапку было делом нелегким, хотя кот вел себя прилично и лишь изредка порывался сбежать из таза. Но потом, засыпая в одиночку на кровати, я чувствовала себя странно.
Я привыкла к Гейсу. Всего три года, а я привыкла к нему так сильно — просыпаться с ним, видеть его, разговаривать... И мне ни на секунду не казалось, что я потеряла себя или растворилась в муже. Просто к хорошему привыкаешь. Он становится естественным, как дышать.
И теперь, когда Гейс не просто уехал по делам, а попал в больницу, засыпать, не зная, как он и что с ним, было тяжело. Сон долго не шел ко мне, а потом опустился каменной плитой и придавил к кровати.