— От вредных привычек, — покривила душой Виктория. Называть вещи своими именами ей, как всегда, не хотелось.
— Вика! — жалобно промолвил Артём. — Ну какие привычки? Какие привычки? Пью мало, курить выхожу на балкон…
— Господи! — беспомощно проговорила она. — Ну я же не об этом…
Артём не выдержал и отвёл глаза, уставился на аппетитную ещё недавно отбивную. Честное слово, лучше бы уж крик, угрозы, битьё посуды, чем эта правильная мягкая осада.
— Не изменяю… — безнадёжно присовокупил Артём, по-прежнему сосредоточив внимание на тарелке. В глубине души он и сам сознавал собственную порочность (поди не осознай, когда перед глазами такой образец!), но ничего не мог с собой поделать.
— Изменяешь… — грустно сказала она.
— Вика… — проскулил Артём. — Ну я же платонически…
— Платонически… — Виктория смахнула слезу. — Значит, сердце твоё принадлежит ей, — сдавленно продолжала она, — а мне ты что оставляешь? Гениталии?
— Вика! — вскричал он. — Но это ведь и твоя Родина! И ты не можешь не чувствовать к ней…
— Да, — твёрдо отвечала Виктория. — Но моё чувство не переходит в навязчивую идею.
— Сверхценную, — тут же поправил он. Поправка была важна: сверхценные идеи в отличие от навязчивых могут возникать и у психически здоровых людей.
— Нет, именно навязчивую!
— Послушай… — Артём осторожно прокашлялся. Виктория, конечно же, ошибалась, но спорить в данном случае не стоило. — Кодирование — крайнее средство. Ну и какой в нём сейчас смысл? Ты же видишь, я вполне себя контролирую…
— А ты знаешь, что нежелание лечиться называется «негативизм»? И тоже лечится!
— Слышала звон… — несколько даже разочарованно хмыкнул Артём, давно вызубривший «Толковый словарь психиатрических терминов» от корки до корки. — Пассивный негативизм наблюдается, запомни, у кататоников, при прогрессивном параличе и при старческом слабоумии. А у меня, прости, ни того, ни другого, ни третьего… Навязчивая идея! — фыркнул он. — Вот где навязчивая идея, вот! — И Артём, резко выйдя из себя, ткнул вилкой в сторону висящего на стене портрета. — Помешательство в чистом виде!
Побледнела, отшатнулась.
— Но ты же сам за него голосовал… — с болью сказала она.
Скомкал салфетку, вскочил.
— Голосовал! Но это ещё не повод вывешивать на кухне иконостас!
Прекрасные глаза Виктории, устремлённые на супруга с жалостью и ужасом, наполнялись слезами. Затем она всхлипнула и порывисто отвернулась к прозрачной кружевной занавеске. Артём понял, что опять не прав, и, приблизившись к жене сзади, обнял её округлившиеся от правильной жизни плечи.
— Вика, — заискивающе начал он. — Сегодня сам вот врачу показался…
В тарелке стыла недоеденная отбивная.
Ускользнуть из дому незаметно не удалось. Подвела лёгкая склонность к нарциссизму: Артём задержался в прихожей перед зеркалом, поправил галстук, развернул плечи, вскинул подбородок, изучил свои тонкие породистые черты анфас, затем скосил выразительный глаз и изучил их в три четверти. Ну и докрасовался, естественно…
— Куда ты? — тревожно спросила Вика, внезапно выходя из кухни и перекрывая Артёму дорогу к двери. Скуластое личико супруги разом осунулось, тёмные глаза жертвенно раскрылись.
— За сигаретами, — невозмутимо отозвался он, трогая без нужды узел. — Прикупить что-нибудь по дороге?
— За сигаретами, — горестно повторила Вика, по-прежнему не сводя с него страдальческого взгляда. — В костюме, при галстуке — за сигаретами…
— Н-ну… и-и… что ж тут такого? Да, в костюме… при галстуке… Потом, не забудь, мне же ещё сегодня в общество анонимных патриотов… при диспансере…
— Какое общество? Сегодня четверг, а не суббота!
— Разве?
— Гос-споди… — тихонько простонала она. — Опять в этот свой притон…
Артём вспыхнул.
— Ты слова-то всё-таки подбирай, — медленно, с угрозой проговорил он. — Притон! Что это ещё такое? Притон…
— Хоть бы о сыне подумал! — Губы её дрогнули. — Узнают — дразнить начнут…
— Эти начнут! — Артём криво усмехнулся. — Вон уже в сеструхиных галстуках на спор в школу приходят…
Лицо Виктории окаменело.
— Ты просто вынуждаешь меня, — сказала она мёртвым голосом. — Ты не оставляешь мне выбора. Я сдам тебя на принудительное лечение.
Разговор пошёл в открытую, притворяться больше не имело смысла — и Стратополох ощутил упоительный восторг бесстыдства.
— Не сдашь, — с нежнейшей ненавистью выдохнул он ей в лицо. — Нетрадиционную ориентацию принудительно не лечат…