Глаз машинально и безошибочно сортировал встречных прохожих, отсеивая натуралов и выделяя лиц нетрадиционной ориентации. Щебеча, пропорхнула стайка юношей с подведёнными глазами. Прошествовала надменная дама с огромным кобелём на поводке. А вот и свои. Этих нетрудно было угадать по гордо вскинутым головам и скорбному взгляду. Тоже, видать, на приём…
Двое идущих навстречу, мгновенно признав в Артёме товарища по диагнозу, приветствовали его улыбкой понимания. Один — крохотный смуглый живчик с ястребиным профилем, другой — сумрачный дылда готического телосложения. Если не изменяет память, обоих Артём видел мельком в «Последнем прибежище».
Приостановились.
— Н-ну? — ядовито произнёс готический дылда взамен здравствия. — Что ещё учудил наш дядя Док?
— Добрый доктор! — всхохотнул живчик.
— Врач-вредитель, — скрипуче присовокупил Артём, покосившись через плечо на огромный матерчатый глаз, доброжелательно посматривающий на них из-за угла аптеки.
— Хотите новость? — осведомился дылда и, выдержав паузу, огорошил: — Айболит-то наш, оказывается, тоже когда-то в дурке лежал!
— Подумаешь, новость! — хмыкнул живчик. — Он этого и не скрывает. Мало того: говорит, будто вылечить от безумия может лишь тот, кто сам через это прошёл…
— Видок! — саркастически подытожил Артём.
— У кого? — подозрительно переспросил дылда и на всякий случай оглядел далеко не безупречные стрелки на собственных брюках.
— Да не у кого, а Эжен Франсуа Видок. — Артём осклабился. — Основатель парижской уголовной полиции. Начинал карьеру в качестве каторжника. Подбирал сотрудников по принципу: «Только преступник может побороть преступление…»
Позубоскалив, примолкли. Ушли в депрессивную фазу.
— Ну и-и… как там теперь? — осторожно спросил дылда, бросив беспокойный взгляд в сторону розового особнячка. — При новой власти… Участковый-то сменился…
— Сам пока не пойму, — сокрушённо признался Артём. — То ли я ему голову заморочил, то ли он мне…
— Но первое-то впечатление… Как хоть зовут-то?
— Зовут — Валерий Львович. Стелет мягко. Что будет потом — не знаю…
— Мягко — в смысле?
— Н-ну… Арттерапией побаловались…
— И всё?
— А чего бы ты хотел? Чтобы он меня с учёта снял? Так я и сам на это не пойду.
Склонный к лёгкому флирту ветерок то порошил кружевную листву, добираясь до древесных округлостей, то вдруг сладострастно принимался разглаживать складки обвисшего над улочкой плаката «Да здравствует сексуальное большинство!».
— Вы взгляните, — напевно, расслабленно выговорил вдруг ястребиноликий живчик. До этого голос у него был бабий, вредный. Артём чуть не вздрогнул от такой перемены. — Каштаны-то каштаны! Паникадила! Куда там Киеву…
Собеседники обернулись. Действительно, цвели каштаны красиво.
— Да-а… — тоже расплываясь от умиления, молвил дылда. — А в пойме сейчас что делается… Какая, к чертям, Анталия!
— Вот она, наша Родина… — с нежностью молвил живчик — и Артём почувствовал, как у самого сладко защемило, запело в груди.
— Сазаны на заливных лугах нерестятся, — сдавленно произнёс он. — Не сазаны — звери…
— А люди, люди какие! — подхватил живчик. — Душевные, широкие…
Экстаз был близок, но тут неподалёку кликушески запричитала сирена «скорой помощи». Собеседники вздрогнули — и лица их мгновенно приняли деловитое озабоченное выражение, свойственное представителям малого и среднего бизнеса. Вскоре в направлении проспекта, голося навзрыд, прокатила крестоносная легковушка. Мелькнули белые халаты и беспощадно выпяченные подбородки медбратьев.
Ощущая неловкость и досаду, трое теперь избегали смотреть друг на друга. Каждый испытывал чувство подростка, уже расстегнувшего в тёмном уголке первую пуговку на блузке одноклассницы и в этот самый момент застуканного училкой. Замечания, допустим, училка не сделала, прошла мимо, но мгновения-то не вернёшь!
— Вчера по зомбишнику шефа здравоохранки показывали, — расстроенно произнёс дылда.
— А ты что, телик смотришь? — встревожился живчик.
— Так… иногда…
— Ты осторожнее! А то сам знаешь: двадцать пятый кадр и всё такое… Оглянуться не успеешь, как закодируют! Проснёшься натуралом… — Последнее слово он выговорил с омерзением.
— И что шеф? — отрывисто поинтересовался Артём.
Ответом была сардоническая улыбка, возникающая обычно, если кто не знает, при столбняке — в результате судорожного сокращения лицевых мышц.