Предлагая читателям свой «калейдоскоп очерков», автор отказывается от традиций европейского и отечественного искусствознания, которое видело в Ренессансе закономерный и вполне осмысленный процесс развития европейской культуры. Ссылка на гениальность художников, о которых он пишет, не спасает. Ведь надо объяснить причины их гениальности, а без обращения к «шуму времени» этого не сделаешь.
Правда, А. Степанов не выдерживает до конца своего обещания представить читателю чисто эмпирический подход к искусству Возрождения. Уже на следующей странице своего «калейдоскопа», он сообщает нам свои теоретические установки. Оказывается, как он считает, Ренессанс вовсе не новая эпоха, а продолжение Средневековья, некий его «плодотворный кризис». Кроме того, он полагает, что итальянское искусство XV века — это не что иное, как готическое искусство. Более того, по мнению А. Степанова, никакого Ренессанса вне Италии не существовало, и быть не могло. Кроме того, мы узнаем, что искусство Возрождения — исключительно элитарное, идеалистическое, мифотворческое и эскапистское, «уводившее современников и от насущных жизненных проблем, и от конкретных жизненных форм»[9].
В результате обнаруживается, что, отказываясь публично от теоретической интерпретации Ренессанса, автор на самом деле предлагает нам свою концепцию Возрождения, надо сказать, очень сомнительную, а главное, совершенно не оригинальную. Попытки «ревизии» Ренессанса существовали и до него, и как выясняется, ни к чему хорошему они не приводили. Автор волен, стремясь к моде и оригинальности, превращать Ренессанс в «лебединую песнь Средневековья». Атрофия теоретических способностей, отказ от теоретического осмысления ренессансного наследия, которое предлагает автор «всем, изучающим историю искусства», довольно высокая цена за желание быть оригинальным и не скованным никакими научными традициями и определениями.
Исследование бытовой культуры итальянского Возрождения, помимо всего прочего, наглядным образом доказывает несостоятельность попыток медиевизации Возрождения, превращения его в «лебединую песню Средневековья». Как известно, европейское Средневековье представляет собой религиозный тип культуры, тогда как эпоха Возрождения демонстрирует во всем богатстве и разнообразии новый, светский тип культуры, который прослеживается на всех ее уровнях, начиная от быта и кончая развлечениями и интеллектуальными занятиями. Если бы приверженцы медиевизации Возрождения были бы правы, то итальянцы в XV и XVI веках должны были жить в монастырях, заниматься сельским хозяйством и читать исключительно Библию, а не устраивать академии, участвовать в спортивных соревнованиях и открывать новые страны и континенты. Но на смену монастырей, о которых так мечтают изверившиеся в культуре авторы «ревизионных» перестроек Возрождения, именно в эту эпоху был создан тот тип светской архитектуры, который в корне изменил облик итальянских городов.
В наше время попытки исследования повседневной культуры предпринимались как у нас в стране, так и за рубежом. В 1999 году в США вышел сборник статей под названием «Культура Ренессанса и повседневность». К сожалению, он, на мой взгляд, оказался не совсем удачным. Из всего широкого спектра возможных проблем авторы выбрали такие темы, как «судьба монахинь во Флоренции», «деньги и регуляция желаний», «проститутки и базары в Голландии», «авторитет и насилие в доме»[10].
Гораздо больший интерес представляет книга Е. Чемберлина «Повседневная жизнь в эпоху Возрождения», изданная в 1965 году. В ней рассматриваются такие проблемы, как путешествие, город, образование, анатомия, книгопечатание, инквизиция и т. д.[11] При этом, автор обращается не к одной стране, а ко всем европейским странам.
Следует отметить, что, анализируя повседневную культуру Ренессанса, мы тоже обращаемся к опыту не только Италии, но и других европейских стран — Германии, Испании, Франции, Англии. Но главным источником для нас является итальянское Возрождение, так как в Италии культура Ренессанса развилась прежде, чем в других странах, и в более отчетливых и новаторских формах.