- Тебе, кому же еще, - усмехнулся Берт. – На память. Да и вообще… пригодится.
- Спасибо… – прошептала девочка, прижимая нож к груди.
- Поклониться не забудь, - хмыкнул наемник. Одарка серьезно посмотрела на него и, махнув рукой, отвесила ему поясной поклон.
Вот тут Берт разозлился.
- Дура, что ли? – рявкнул он, схватив ее за шкирку и тряхнув, как щенка. Глаза его стали совсем злыми.
- Но ты сказал…
- Я пошутил! Понимаешь? Пошутил! Я тебе кто, чтобы ты мне поклоны отвешивала, а?! Герцог? Заморский принц? Господин-повелитель?!
Из глаз девочки брызнули злые слезы.
- Пусти! – она, извернувшись, пнула наемника, куда достала, вырвалась, выскочила из лавки, хлопнув дверью, и бросилась куда глаза глядят, ничего не видя перед собой от застилающих глаза слез. Вся радость от хорошего дня испарилось, как не было, в груди клокотала горькая обида.
Берт нашел ее только через полчаса. Всхлипывающая Одарка сидела у стены какого-то дома, прижимая к себе сумку и утирая слезы рукавом пропыленного платья. Заслышав шаги, она даже не подняла головы.
Наемник молча присел перед ней.
- Одарка…
- Уходи, – мрачно сказала девочка, не поднимая глаз. – Не хочу тебя видеть больше никогда!
- Больше никогда не хочу видеть, - привычно поправил он и вздохнул. – Одарка, прости. Я был не прав.
- Ты дурак! – на глаза девочки снова навернулись слезы.
- Я дурак. – покорно согласился Берт, отводя ее руки от лица. – Прости меня.
- Ты… - всхлипнула она. – Ты… сам сказал…
- Я не подумал, – мужчина вздохнул. – Я просто терпеть не могу, когда мне кланяются, будто я благодетель какой-то. Это уже как оскорбление получается. Я же от чистого сердца… серьезно, прости меня, я должен был догадаться, что ты не поймешь.
- Ла-адно… - всхлипнула девочка, вытирая глаза кулаком. – Но ты все равно дурак!
Он шутливо развел руками.
- Как пожелает госпожа великий маг. Ладно, хватит реветь! Давай лучше покажу, что с ножом делать.
- А что с ним делать? – не поняла Одарка, поднимая заплаканные глаза.
- Ну, пока у тебя просто нож. – Берт, подумав, опустился на мостовую рядом с девочкой. – А надо сделать его по-настоящему твоим… Давай руку.
Она неуверенно протянула ему руку.
- Будет больно! – предупредил наемник. – Не боишься?
- Боюсь, – призналась Одарка, но руку не убрала.
- Ничего, все боялись, – успокоил он ее. – Теперь бери нож и осторожно надрежь руку.
- Разрезать?! – испугалась девочка, сжимая в руке рукоять.
- Надрезать, дурища! Слегка, чтобы кровь выступила. – Берт серьезно посмотрел на нее. – Тогда нож узнает вкус твоей крови и будет служить тебе верой и правдой. Станет по-настоящему твоим и не сможет причинить тебе вред.
- Так уж и не сможет, - усомнилась Одарка. – Чего ж тогда все так не делают?
- Это старый обычай, - хмыкнул наемник, - его уже почти никто не помнит. Но если ты хочешь знать, у нас в отряде все так делали.
- И ты?
- И я, и Марк, и все остальные. Почему, думаешь, своего оружия в чужие руки не даем? Оно этого не любит… – он посмотрел вдаль. – Ну, будешь уже что-нибудь делать? Если нет, давай вставай и пойдем обратно, мы и без того задержались.
- Буду, – решилась Одарка, покрепче сжала рукоять ножа и, решившись, резанула лезвием по ладони. Руку обожгло болью, на ладони тут же появилась обросший красной бахромой крови порез.
- Вот и молодец! – одобрил Берт, и от этого одобрения Одарка тут же передумала плакать (хотя вроде бы и собиралась снова). Он вытащил из кармана чистый платок, перевязал руку девочки и поднялся на ноги. Одарка торопливо обтерла лезвие ножа и подол платья, сунула его в ножны и убрала в сумку, тоже поднялась с земли.
– А вот теперь и действительно пойдем обратно, пока директриса тебя не потеряла, – заметил мужчина и зашагал в сторону замка.
Уехал он через час. Одарка, стоя на крыльце школы, провожала взглядом удаляющегося всадника, пока он совсем не скрылся из виду, чувствуя, что теперь в ее жизни, от которой она и помнила всего ничего, все пойдет по-другому.