Плясовые становились все веселее, а мотивы, которые наигрывал оркестр, все древнее – впрочем, в зале было мало тех, кто мог бы это распознать. Зал танцевал, тех, кто стоял вдоль стен, почти не было – да и они надолго не задерживались, выскакивая из танцующей и веселящейся толпы только передохнуть, глотнуть отвара и снова нырнуть в общую пляску. Одарка не умела и не собиралась танцевать, но это было неважно – кто-то из толпы схватил девочку, одиноко стоящую у колонны, за руку и втянул в пляс, и вскоре она уже кружилась и подпрыгивала вместе со всеми. Танцы были простые – на Излом танцевали только народные и обрядовые. К центру зала сходились и расходились круги танцующих, двигающихся то по часовой, то против часовой стрелки. Хлопали в ладоши, поворачивались вокруг себя, менялись партнерами, кружились парами – и снова сходились и расходились круги-хороводы, словно кто-то бросил в волнующееся море людей камень. Учителя танцевали с учениками, младшекурсники – со старшими, пару раз в круг танцующих входили даже низкорослые домовики, смешно задирающие хвост, чтобы его никто не оттоптал во время танца, а один раз в круг вышла даже госпожа Мэригольда, правда, надолго она не задержалась и после ее со всем почтением проводили к сцене.
В какой-то момент танец прервался самым неожиданным образом – из боковой двери зала выскочило ревущее на разные голоса чудище, явления которого не ожидал никто, белое, зеленовато светящееся, с огромными черными глазами и тяжелыми рогами, увитыми лентами, похожее на отчаянно вихляющую задом лошадь с мохнатыми и почему-то человеческими ногами. Девочки испуганно завизжали, впрочем, визг быстро прервался общим хохотом – выскочившее на середину зала чудовище споткнулось о подставленную кем-то ногу и распалось на две половинки – у одной половинки осталась голова и рога, а у другой – зад и мохнатый хвост, сделанный из связанных в одно целое мочалок.
– Э, ты куда?! – высунулся из задней половинки чудовища Эрик, а Дэрик, не заметивший катастрофы, продолжал с ревом набегать рогатой головой на визжащих девчонок.
Танцы возобновились. Светящаяся рогатая лошадь близнецов плясала в центре круга, поочередно выбрасывая в стороны мохнатые ноги и жутко вихляя задом, то сползаясь, то расползаясь, словно диковинная гусеница.
Еще через некоторое время послышался отдаленный звук бубенцов. Музыка прервалась и в зал через распахнутые главные двери ворвалась процессия. Трое учеников, держали в руках широкие алые ленты, расшитые отчаянно звенящими бубенцами. Ленты изображали вожжи, запряженные в них «лошади» все, как один, были одеты в черные костюмы и мохнатые черные парики из бумажных ленточек, изображающие гривы буревых коней.
– Разбегайтесь, смертные! – в наступившей тишине громко возвестил тот самый обладатель расшитого совиными перьями плаща – он держал вожжи центральной «лошадки». – Прячьтесь, спасайте свои жалкие душонки, ибо грядет Охота!
Возницы тряхнули вожжами, «кони» затрясли гривами и бросились на застывших в зале учеников. Поднялся визг и хохот, ученики бросились врассыпную, уворачиваясь от охотящейся тройки. Те, кто был недостаточно расторопен и оказался пойман, обязан был присоединиться к охоте – цеплялся за пояс возницы, который его поймал и бегал за ним. Следующий пойманный цеплялся за предыдущего – и вскоре по залу бегали уже три длинные людские змейки, стараясь не столкнуться друг с другом и ведя охоту на немногих оставшихся счастливчиков.
Госпожа Мэригольда смотрела на все это безобразие со сцены и улыбалась. Игра в Охоту была очень старой игрой, носящей определенный смысл. В ночь Излома маги изображали из себя совершенно других существ, а, следовательно, им требовалось и вести себя, не как люди. В Дикой Охоте человеку делать было нечего, он избегал и боялся ее, а следовательно, ни один из зимних духов не подумает, что играющие в охоту маги имеют отношение к людям – так что вредить им будет совершенно незачем. Смысл игры был не в том, чтобы убежать от охотников, а в том, чтобы присоединиться к ним… но слишком резвых девочек, не знающих правил, игра, пожалуй, не учитывала.
Директриса озадаченно свела брови и посмотрела в зал.
Одарка не сразу сообразила, что осталась одна – непойманная и успешно убегающая от всех трех охотничьих змеек, которые, объединившись, с гиканьем и криками загоняли ее, стараясь поймать. Она с обычно несвойственной ей ловкостью уворачивалась от их рук, проскальзывала между «загонщиками», заставляя их сбиваться и обегать друг друга – смешивать охотничьи цепочки было нельзя. Девочка искренне недоумевала, почему осталась одна – ведь в том, зал для торжеств был хоть и большой, но недостаточно большой для свободного бега длинных-длинных «змеек», и не попасться им было очень легко.