А подпись он сопроводил словами «с моими наилучшими личными пожеланиями».
Однако Бюро это не успокоило, наоборот. В архиве мы находим клочок бумаги с заметкой Тардини, который со свойственным ему сарказмом отмечает: «Ничего, что г-н Тейлор – лишь личный представитель Рузвельта и что отношения между Рузвельтом и Его Святейшеством носят личный (а не официальный) характер. Но такой клочок бумаги… micragnoso [жалкий], в адрес папы… на мой взгляд, это уже слишком…»30
Гнев Тардини вызвал неформальный характер, который приобретали эти отношения, развивавшиеся в обход официальных путей и норм. Он еще мог допустить, что Тейлор был специальным посланником, но откуда такая фамильярность по отношению к папе у президента, как если бы речь шла о дружеской переписке? По мнению Тардини, это было на грани дозволенного.
С другой стороны, это, возможно, отчасти отражает давление и одиночество, с которыми сталкивались папа и президент, – посредством переписки эти люди пытались приободрить друг друга.
Обмен письмами продолжился. 3 марта 1941 года Рузвельт, незадолго до того переизбравшийся на новый срок, писал:
«Пользуясь этой возможностью… я вновь выражаю надежду на то, что благодаря дружескому сотрудничеству тех, кто повсеместно стремится к свету и миру, удастся воссоздать в мире прочную основу для долговременного согласия между людьми и нациями. Лишь тогда, когда утвердятся принципы христианства и право всех народов на то, чтобы жить, не опасаясь внешней агрессии, будет установлен мир, которого мы – Ваше Святейшество и я – так страстно желаем»31.
Читая эти письма, я всегда поражался силе духовной связи, объединявшей католического папу и протестантского президента. Их отношения зиждились на доверии, уважении и взаимопонимании. Однако именно в этот насыщенный событиями период на сцене появляется Джозеф Хёрли, который в будущем станет одним из самых ярых обличителей беспристрастной политики Пия XII.
Столкнувшись с хитросплетениями военной дипломатии, темпераментный юноша не мог понять позицию, которую занимал понтифик в определенных ситуациях. Непосредственно после войны он громко заявил об искреннем разочаровании в том, что он воспринимал как бессилие Пия XII, воздерживавшегося от четких заявлений. Его пламенная критика может рассматриваться как пролог к пьесе «Наместник» Рольфа Хоххута, получившей широкое распространение.
Ни один из членов ближнего круга Пия XII не присоединился к хору обличителей. Из основных участников событий той поры лишь Хёрли обвинил понтифика в бездействии. Этот воодушевленный молодой человек, который, прежде чем стать священником, хотел быть солдатом, дошел до того, что впоследствии опубликовал свои личные дневники и превратился в одного из главных обличителей Пия XII.
Главный упрек Хёрли заключался в том, что папа мало выступал с заявлениями против Гитлера. В своей книге «Тайная дипломатия Ватикана: Джозеф П. Хёрли и папа Пий XII» иезуит Чарльз Р. Галлахер приводит такие высказывания Хёрли:
«Перед лицом столь очевидного зла папа должен был без всяких колебаний указать путь тем, кто был готов идти за ним. Ему следовало бы занять четкую позицию относительно происходившего и без обиняков осудить зло. Перед лицом массовых убийств, достигших беспрецедентных масштабов, неверие и отрицание – естественные человеческие реакции. Однако понтифик – высший нравственный авторитет на Земле – должен был бы прямо осудить их, чтобы простые смертные могли осознать происходящее и следовать нравственному христианскому долгу»32.
Однако недовольство Хёрли, возможно, обусловлено личными причинами и берет свое начало с отъезда Майрона Тейлора. Ровно через два месяца после отъезда специального посланника в Соединенные Штаты Хёрли также пришлось уехать из Рима во Флориду, где он стал епископом города Сент-Огастин.
Вспыльчивый Хёрли все чаще настораживал Ватикан своей неуправляемостью. После отъезда Тейлора его перевели работать в газету «Оссерваторе романо», однако на новой должности он рьяно принялся писать тексты, направленные против фашистов и в поддержку союзников, что Бюро посчитало крайне рискованным для стратегии нейтралитета Ватикана. Хёрли этот принцип не разделял, поэтому его «повысили» и отправили подальше от Рима. Впрочем, некоторые историки утверждают, что во Флориду его перевели, чтобы он мог поддерживать связь с болевшим Тейлором33.