Теперь она думает о красивом лице Лусии, о переживаниях Агаты и Эльвиры, обновивших память о своих умерших. О растерянности Руди Винтера, когда они прощались на той берлинской улице.
– Сейчас я не жалею, что согласилась. И пусть даже не знаю, как на них повлияют эти предметы. Антуан настаивает, что они лишат их покоя; он прав.
Руди
– И как там, в Габрово? – спрашивает Ирен у Хеннинга, откидывая штору в своем кабинете.
– Сыро. Мило.
Он расписывает, какие там православные монастыри на склонах горы, как красивы болгарские певицы с цветочными венками на волосах, заплетенных в косы, как узкие мощеные улочки змеятся меж деревянных изб.
– И все это под непрерывным и холодным дождем. А дочь моего заключенного так разволновалась, что вся обрыдалась. Хорошо хоть я носовые платки захватил.
Ее удивляет, что его лицо под густой порослью рыжих волос кажется помолодевшим. Даже щеки немного посмуглели – у него-то, к которому никакой загар не пристает.
– Как бы там ни было, поездка явно пошла тебе на пользу. Видок что надо.
Приглядевшись повнимательнее, она замечает, что и синие круги у него под глазами исчезли.
– Близнецы стали спать без просыпу?..
Он кивает, в улыбке – триумф победителя, но и боязнь сглазить. Он с боем добился, чтобы его родители приглядели за ними в его отсутствие. В первый вечер те были в двух шагах от звонка в социальные службы с просьбой о помощи. На следующий его мать подключила раковину-проигрыватель, подарок Ирен, чтобы через нее транслировать сказки братьев Гримм. Через час они уже спали без задних ног. Это чудо повторялось и в другие ночи. Если звуки материнского чрева их нервировали, то маленькие обезглавленные людоедочки и детки, которых откармливали в клетке, пошли на «ура».
– А ты-то разыскала своего выжившего чеха? – интересуется он.
– Вчера мне позвонил парень из Центра Визенталя.
Весной 1975 года Лазарь действительно связывался с Визенталем, чтобы сообщить ему, что в одном из баров Мар-дель-Плата он опознал бывшего убийцу из Треблинки. Мужик руководил консервным заводом около порта и представлялся Гильермо Кабралем. Говорил он с сильным немецким акцентом и имел особую примету, которую невозможно забыть: кожа и брови казались выгоревшими на солнце. Визенталь подумал, что речь может идти о Лотаре Кунце, баварце, – он служил в СС и после войны бесследно исчез. Он зарекомендовал себя давно, еще в Хадамаре[59], в реализации политики уничтожения лиц с физическими недостатками и психически больных, после чего был прикомандирован к Треблинке. После того как центр умерщвления закрылся, он соответственно разнарядке последовал в Триест. Пойманный американцами, бежал из лагеря для пленных.
Визенталь советовал Лазарю быть как можно осмотрительнее. Смерть Перона ввергла Аргентину в резкую эскалацию насилия. Политическая нестабильность была выгодна военным кругам, чья близость к бывшим нацистам ни для кого не была секретом. Ссылаясь на право убежища, страна приютила военных преступников и отказывалась их выдавать. Приходилось терпеть, собирать неопровержимые доказательства.
Через несколько недель Лазарь отправил ему фотографии Кабрала, сделанные с телеэкрана. Визенталь сравнил их с фотоснимками на аусвайсе эсэсовца Лотаря Кунца. На одном из них сходство просто бросалось в глаза. На следующий его телефонный звонок Лазарь не ответил.
В начале мая охотник за нацистами наткнулся на статью в ежедневной аргентинской газете «Ла Капитал». Гильермо Кабрала нашли убитым в гостиной его виллы, рядом с безжизненным телом корабельного плотника по имени Матиас Барта. Последнему одна пуля, выпущенная из пистолета Люгера, насквозь прошила плечо, другая слегка оцарапала щеку. Оружие нашли в нескольких метрах. Осмотр выявил следы жестокой борьбы с применением холодного оружия. У Кабрала было перерезано горло, Барта истек кровью, получив несколько ударов ножом в брюшную полость. Вилла располагалась в тихом квартале поодаль от другого жилья. Немногочисленные соседи клялись, что ничего не слышали.
Жизнь Лазаря заканчивается загадкой. Ирен никогда не узнает, сам ли он пожелал стать вершителем правосудия, или бывший эсэсовец догадался, что его выслеживают. А мог ведь и опознать заключенного в нынешнем свободном гражданине.
Она отправила почтовые открытки Эльвире – вместе с фотокопиями письма мадам Шварц и вырезкой из газеты. И написала ей: ваш отец обладал волей к жизни и недюжинной храбростью.
– А твой украденный ребенок? – спрашивает Хеннинг.
– Его сын по-прежнему отказывается сделать анализ ДНК. Опять поеду в Берлин. Завтра повезу его в Равенсбрюк.
59