Мозг привлек к активной работе свою группу полиглотов. Некоторые владели одиннадцатью языками, а то и больше. Месяцами они трудились без передышки, создавая огромную картотеку, которая учитывала все возможные вариации, на всех языках, все ошибки в произношении, сокращения. У некоторых имен могло быть до ста пятидесяти разных форм.
Пролистав эти списки, Ирен поняла, что ее бросает от сочувствия к возбуждению. Было бы весьма интересно. Искать, находить кого-нибудь. Это она поняла по характерному дрожанию пальцев. По желанию остаться наедине с океаном имен, разгадать море тайн.
– Все наши расследования начинаются здесь, – улыбнулась Эва. – Но чтобы они увенчались успехом, сперва надо освоить территорию.
– Территорию?
Она подвела ее к огромной карте, занимавшей всю стену кабинета. Сотни лагерей были обозначены красными точками. В подписях уточнялось, сколько каждый просуществовал и количество его жертв. Эта карта была рабочим инструментом. Гигантская паутина – соответственно размерам нацистской Европы.
– Судьба десятков миллионов людей разыгрывалась здесь. Те, кто смог бежать, кого схватили, или кому удалось скрыться, кто сопротивлялся, кого убили или спасли в самый последний момент… А потом еще и послевоенный период. Миллионы перемещенных лиц. Новые границы, соглашения об оккупации, квоты на иммиграцию, трудности холодной войны… Тебе предстоит освоить все это, стать ученой. Чем лучше овладеешь контекстом, тем быстрее будешь размышлять. Время, которые ты выиграешь, – это жизнь ожидающих ответа. И эта жизнь висит на хрупком волоске.
Осмотрев все, они почувствовали, что разговор хорошо бы продолжить. Большинство сотрудников уже ушли. Крыльцо и парк окутывало мягкое послеполуденное, предвечернее тепло. Эва угостила ее сигаретой, и обе закурили, прогуливаясь под деревьями.
– Если не сбежишь сразу же, придется тебе устроить окончательную встречу с директором. С середины пятидесятых годов ИТС управлял Международный комитет Красного Креста. В то время союзникам хотелось спихнуть с себя этот груз. Они воображали, что такой центр – структура временная. Но очень быстро поняли, что подобные миссии от завершения очень далеки, вот и решили доверить их «нейтральной» организации. Впрочем, это определение нейтралитета накладывалось на реалии холодной войны… Двадцать пять лет получалось неплохо. Было несколько директоров, соответствовавших высоте задачи, пока в семьдесят девятом не прибыл Макс Одерматт. Тут же стало понятно, что настала новая эра. Чтоб ты знала – все обязаны слушаться его беспрекословно, мизинцем ли он шевельнет, глазом ли моргнет. И вещи, и люди.
Эва затянулась сигаретой. Ирония придавала ее голосу резкие интонации.
– Он установил новые правила, которые не одну горячую голову тут остудили… Первое – ты не должна никому рассказывать о том, что здесь происходит. Даже в подушку плакаться. И не спрашивай почему. Знает только он. Может, он мечтал о карьере в ЦРУ, я не в курсе. Если тебя так и тянет обо всем рассказывать мужу, тогда советую подыскать другую работенку. Это было бы грустно, потому что у меня насчет тебя хорошие предчувствия.
Ирен облегченно вздохнула – совсем наоборот, ей как раз хотелось бы скрыть от мужа суть своей работы. Куда проще будет сказать: «Мой босс требует конфиденциальности». И всё, никаких недомолвок.
Только когда Эва засучила рукава, подставив руки последним лучам солнца, Ирен заметила на ее предплечье цифры. Она отвела глаза, чтобы не причинять ей боли. Но Эва уловила взгляд и ответила на немой вопрос:
– Аушвиц. Они все у меня забрали. Но шкуру так и не сняли.
Ирен, будто парализованная, не нашла что сказать. Да ее вожатая, наверное, и не ждала никакого ответа – ибо сделала последнюю затяжку, выдохнула облачко дыма и раздавила окурок. В последовавшие годы о прошлом Эвы не было ни единого упоминания.
Этого Ирен не может себе простить. Долго она убеждала себя, что ее подруга сама предпочитает молчать. А когда поняла, что Эва молчит не ради самой себя, стало слишком поздно.
И каждый раз, когда она думает о ней, когда ее так не хватает, уже слишком поздно.
Теодор
Ирен занимается инвентаризацией конвертов, разложенных по большим металлическим шкафам, – какие-то открывает, потом снова закрывает. У каждого свой номер и общее описание. Здесь, защищенные от солнечных лучей, хранятся более трех тысяч предметов. С ними обращаются бережно, сперва обязательно надев перчатки.