Я схлопнул крылья, только пёрышки полетели, и вскочил. Не каждый день Он кого-то из нас призывает. Всё Бюро уставилось мне вслед.
У страха глаза велики. Мелкая я сошка, для такого подъёма. Это Архангел меня вызывал. Вот ведь ревун, кого угодно испугает. Впрочем, радоваться нечему. У этой братии сострадания поменьше, а трёпку задать он может. Ещё и как!
Крылатая тень без чётких очертаний нависла надо мной на полдороги к Вратам. Я к тому времени уже изрядно запыхался, работая крыльями в головокружительном подъёме.
– Манаж, – протрубил Архангел, не проявляясь, так что я не понимал, с кем дело имею, – ваша пара поставила человека перед выбором, который не вам предлагать! Вы влезли в работу другого отдела, ничего в ней не смысля!
Он так ревел, что мысли путались, и я не сразу нашёлся, что ответить.
– Какой выбор, помилуйте? Нет у него выбора. Я всё просчитал. Исполнение желания оттолкнёт от него женщину, да и не сможет он преодолеть искушение, где это видано? – попытался оправдаться я, досадуя на Ваську с его романтичностью.
– А кто дал вам право искушать? Кем вы себя возомнили? Бардак в Бюро творится! Ну, ничего, вот закончатся праздники, мы вами займёмся. Вплотную. А сейчас – марш вниз, и чтобы никаких искушений!
– Но учётчики... – я не хотел жаловаться, однако по-прежнему не понимал, как нам выкрутиться.
– С учётчиками мы тоже разберёмся, – грозно пообещал Архангел и растаял.
Там, где висела его тень, бабахнуло. Огненный росчерк пронзил слой облаков. «Гавриил, не иначе», – решил я и камнем рухнул вниз.
Парадокс времени сработал против нас. Ирочка сидела в кухне запущенной, но просторной квартиры Стебловского на Арбате и попивала чаёк из большой кружки с отбитой ручкой. Я выдернул Ваську наверх, кипя от негодования. Он виновато хлопал белёсыми ресничками, пытался утешающе погладить моё плечо, для чего вспорхнул, словно жирненький голубь, над столом, а потом насупился и выдал:
– Я поднимусь и всё объясню. Это неправильно. Так нельзя. Я сейчас полечу к Самому...
– Эй, Вась! – я испугался за маленького ангела. – Ты, это... Думаю, Он в курсе. Архангел же не сам меня вызвал, как ты считаешь?
Васька уставился на меня по-детски ясными глазами. Лицо румяного старичка сморщилось, словно он вот-вот заплачет, но плакать ангел-помощник не стал. Беспомощно развёл руками и плюхнулся на мой стол.
Ирочка наблюдала за суетливо мечущимся вокруг неё Игорем с мягкой улыбкой. Он был неловким и милым. А с каким увлечением он рассказывал ей о своей работе! Нет, не о той, где дежурил сутки через двое на каком-то складе, а о другой, настоящей, которой посвящал всё своё время... Воодушевление старинного знакомого так сильно напомнило её собственное, ведь и она могла часами говорить о своей работе с такой же неподдельной любовью. Было в этом большом, нескладном человеке что-то неуловимо родное, словно она знала его тысячу лет, и знала хорошо, до мелочей. «Вот сейчас! Сейчас он привычным жестом поправит очки и непременно смахнёт стакан, который поставил на самый край стола...» Не успела Ирочка додумать, как гранёный стакан весело заплясал по видавшему виды линолеуму, расплескав недопитый чай. Игорь сокрушённо охнул и виновато посмотрел на свою гостью. Неловкую паузу прервала трель телефонного звонка, Игорю срочно требовалось уехать.
Когда Стебловский, разрывавшийся между оставленной в одиночестве Ирочкой и необходимостью поставить подписи в каких-то бумагах, вернулся домой, квартиру было трудно узнать. Всё сияло чистотой, возле дверей откуда-то появился аккуратный коричневый коврик, а из кухни в коридор наплывали волны умопомрачительно вкусных ароматов.
Ирочка, улыбаясь, кивнула ему от плиты:
– Как раз успела! Проголодался?
Она распустила волосы, и они переливались медными отблесками в мягком свете лампы. Реальная Ирочка оказалась куда красивее той девочки, о которой он мечтал все эти годы.
У Игоря подкосились ноги, и он скорее рухнул, чем сел на неустойчивый табурет. Сердце билось так быстро, что перехватило дыхание, и он закашлялся.
Симпозиум длился четыре дня и заканчивался в пять часов вечера. Стебловский встречал Ирину, и они гуляли по Москве, продолжая бесконечный, нисколько не утомлявший их разговор обо всём. Пару раз ему пришлось сорваться по делам, но вернувшись, он улыбался довольной и загадочной улыбкой, от которой сердце Ирочки сжималось, замирало, а потом запускалось вновь. Привычная к логическому анализу, она запретила себе препарировать возникшие ощущения, боясь разрушить очарование этих волшебных дней.