А утром он засобирался, извиняясь за неожиданный визит и избегая смотреть ей в глаза.
– Прости меня. Ты изменился, Игорь, очень сильно. Так сильно, что я даже не знаю, что за человек стоит передо мной, и я вовсе не уверена, что хотела бы знать... Наверное, мы упустили свой шанс, – грустно сказала Ирочка на прощанье.
Он серьёзно кивнул, соглашаясь, и медленно пошёл вниз по лестнице. Она смотрела ему вслед, пока не скрипнула, жалобно и пронзительно, дверь подъезда.
На следующий день Ирина вернулась из школы поздно. Устало сбросила сумку, присела на стул, даже не сняв пальто, и вдруг натолкнулась взглядом на цветы. Целая охапка роз топорщилась кроваво-красными бутонами над тяжёлой хрустальной вазой. И эти цветы, не сентябрьские, не восьмомартовские – первые, подаренные мужчиной, заставили Ирочку громко всхлипнуть. Она вскочила, выхватила их из вазы и, не замечая того, что шипы вонзаются в ладони, метнулась через коридор на общую кухню, где с ожесточением сунула букет в мусорное ведро. И только вернувшись в комнату дала волю слезам.
Стебловский направился в офис компании прямо с вокзала.
Два дня Женька уговаривал друга не делать глупостей. Он совершенно не мог понять, как можно отказаться от того, что сам же и заслужил? Ещё два дня съели переговоры с зарубежными партнёрами, бумажная волокита и передача прав на патенты. Те самые, которые уже изменили жизнь Игоря до неузнаваемости, а обещали изменить ещё больше, принося неслыханные дивиденды. Но в этой жизни не смогла бы найти себе место Ирочка Мухина... Он так и не сумел объяснить Балагурову своё решение, просто пообещал другу любую помощь в работе над проектом. А вечером он уже сидел в поезде, набиравшем ход, и блаженно щурился, прихлёбывая горячий чай из гранёного стакана. У его попутчиков стаканы оказались тонкими, современными, а вот ему достался такой.
Промучившись неделю, Ирина Леонидовна Мухина не выдержала. Едва дождавшись окончания последнего урока, она побежала домой, опережая своих учеников, которые провожали её изумлёнными взглядами. Тугой узел причёски распустился, волосы развевались за спиной учительницы, словно знамя. В одной руке у неё была сумка, а в другой — пара туфель на острой шпильке. Ирина Леонидовна босиком бежала по старым улицам Зареченска, где всё ещё сохранилось каменное мощение. Майское солнце провожало её зайчиками в низких окнах, а ветер сушил слёзы на щеках.
«Дура ненормальная!» – почти литературно ругала себя Ирочка, кидая вещи в распахнутый зев дорожной сумки. «Он старался ради тебя, а ты нос своротила. Как можно было решить, что хорошая одежда, парикмахер и окулист могут изменить глубинную суть человека? И правильно, что он обиделся...» – бормоча и всхлипывая, она дёргала застрявшую молнию на бежевых брюках. До поезда в Москву оставалось совсем немного.
Она слетела по деревянным ступеням лестницы и распахнула дверь подъезда, словно дверцу клетки или ворота тюрьмы, вырываясь на свободу из своего добровольного заточения. Игорь Стебловский не успел отступить, и Ирочка со всего размаха врезалась прямо ему в грудь.
– Я же говорил, – сварливо проворчал ангел Васька, по обыкновению сидя на моём столе и болтая в воздухе короткими ножками. – Бывали у нас случаи...
Перламутровая пластинка с заветными желаниями Стебловского Игоря Андреевича растворилась в воздухе. Дело было закончено.
-3 -
Маленький и пухлый, словно пародия на купидона, ангел Василий сидел на краешке стола наблюдая за неугомонной суетой Бюро. Заветные человеческие желания, ужатые в короткие строки на перламутровых пластинах, стопочками, рядами или вразброс были рассредоточены по столам ангелов-вершителей. Которых, прямо сейчас, отчитывали за ошибки и самодеятельность наверху, у грозного начальства. Вася вздохнул. Дёрнул ногой. Он ничем не мог помочь своему напарнику, Манажу.
В большом белом кресле с низкой спинкой, придвинутом к соседнему столу, покачивался приятель Василия – Немор – аккуратный розовощёкий ангелок, словно сошедший с рождественской открытки. Золотые локоны, румяные щёчки, ясный взгляд – Немор мог ввести в заблуждение кого угодно. Язвительный и циничный, на самом деле он мало с кем уживался. Терпел его только Вася, да собственный вершитель, и тот – с трудом.
Немор перебирал пластинки с желаниями, разложив их веером перед собой. Те, на которых горели особые пометки, он откладывал в отдельную стопочку. Вася давно закончил аналогичный труд, и просто ждал, нетерпеливо косясь на верхнюю пластинку отдельной стопочки – огненный росчерк «Вне очереди!» заставлял его нервничать, но без Манажа маленький ангел оставался беспомощным. Ему ни за что не удалось бы увидеть ситуацию внизу целиком, минуя время, расстояние и другие тонкости устройства человеческого мира. Как, впрочем, и разглядеть нити событий, которые могут осуществить желание клиента. Последняя попытка самостоятельных действий как раз и привела к тому, за что сейчас отдувался, за облаками «потолка» Бюро, Манаж.