Галактический сводник поднялся из-за стола и сунул в карман свои бумаги.
— Собирайтесь!
— Что значит — собирайтесь?! Почему такая спешка?! — возмущённо воскликнул Игнат, но в голосе его появилась обречённость.
— Возьмите с собой то, что может пригодиться на первых порах, — бритву, зубную щётку, носки.
Писатель хотел сказать, что «таких случаев» у него ещё не было, но лишь махнул рукой. Как во сне, он положил требуемое в «дипломат» и защёлкнул замки. Агент распахнул пиджак и подкрутил какие-то диски на широком серебристом поясе.
— Готово! — весело объявил он. — Идите сюда, ближе ко мне. Дорога к вашей суженой не займёт много времени!
Игнат покорно шагнул вперёд, навстречу судьбе…
…Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на чём-то похожем на нары. От неудобной позы затекла шея, болела голова. В нос ударили незнакомые запахи. Лившийся из неизвестного источника слабый свет позволял рассмотреть огромное, совершенно пустое помещение. Внезапно в стене напротив разверзлась дыра, напомнившая Игнату вход в пещеру, где он побывал однажды с экскурсией. Через дыру в комнату вошла… вплыла Джелаледдин Гуми-младшая.
Его суженая имела пышное тело медузы, увенчанное маленькой головкой-горошиной. Спереди свисали две пары шупалец: впрочем, столько же их могло быть и сзади. Тело поддерживали десятка два коротких, мелко семенящих ножек. Сосчитать их точнее было невозможно. Непрерывное шарканье ножек по полу производило противный шорох, от которого Игната бросило в дрожь. Суженая неотвратимо приближалась, и писатель снова закрыл глаза.
Почувствовав прикосновение к голове холодного щупальца, Игнат огромным усилием воли удержал себя на нарах. Он с удивлением ощутил, что его гладят по голове. И ещё он услышал голос. Правда, фантаст тут же догадался, что это мыслепереводчик. «Устал, миленький, с дороги, — голос был ровный, без всяких интонаций, — но ничего, уже достаточно отдохнул. Сейчас я отведу тебя к обинякам, ты почистишь их стойла, уберёшь навоз. Его накопилось много. А потом приготовишь обинякам корм. Им требуется много корма, поэтому и навоза они дают много. Но без обиняков никак нельзя. Я научу тебя ухаживать за ними. Но это завтра. На сегодня хватит уборки, потому что ты устал с дороги. И когда закончишь, — Игнату показалось, что в голосе мыслепереводчика появилась мечтательность, — я буду ждать тебя в спальне. Я так долго ждала тебя, миленький! А сейчас иди за мной…»
Писатель услышал удаляющееся омерзительное шарканье и с чувством полной безнадёжности встал с нар. Он шёл за своей суженой и думал — не об обиняках, не о том, как за ними ухаживать. Он думал о предстоящей ночи. И ещё он думал о том, что это, возможно, кошмарный сон. Ведь может же быть, что это только сон! И если ему суждено проснуться, если он обнаружит себя дома, в своей постели, рядом с мирно посапывающей, ничего не подозревающей женой, о, тогда он припадёт к её тёплому, родному плечу, зароется лицом в её мягкие, чудесно пахнущие волосы и скажет ей слова, которых она давно ждёт от него и которых он никогда не говорил ей. Он шепнёт: «Ты лучше всех. Я люблю тебя».