11
Руки и ноги и плечи отказали, как нет их, есть еще челюсти и губы, сотрясаемые ознобом. Уже не плывешь — зыбишься в кромешной тьме, наверное, попросту и глаза перестали различать хотя бы свет.
Чем сильнее пронизывает и забирает холод, тем меньше твое памятно немалое, горделивое тело. И вот оно уже детское, тонкое, хрупкое. Ты уходишь под воду, опускаешься на близкое, нестрашное дно и прикасаешься к чему-то металлическому: ребристый край какой-то емкости.
Холодно. Хорошо бы под горячий душ!
Это та цинковая ванна, что и сейчас занимает место на матушкином балконе. Я сажусь в нее, матушка, не надо кричать, я сам, отпусти мои руки.
На середине бухты они выбились из сил, потеряв друг друга из виду, побарахтались каждый на своем месте, замерзли, сникли и утонули.
Заметка из местной левой газеты: «Спор закончился трагедией».
«Печальная история приключилась позавчерашним вечером с двумя гостями нашего города. Россиянин С. и украинец З. отдыхали в ресторане на улице Всесоюзной. В этом адресе есть своя грустная символика, потому что С. и З., по свидетельству очевидцев, затеяли горячий спор о взаимоотношениях России и Украины и судьбе Крыма. Будучи в изрядном подпитии, они решили совершить заплыв до косы Тузла, видимо, полагая, что решение территориальных и других проблем во взаимоотношениях между двумя странами зависит от исхода их соревнования.
Оба утонули, их тела вынесло на косу Тузла, где они были обнаружены вчера на рассвете.
Личности С. и З. были установлены благодаря содействию двух девушек из числа отдыхающих, которым бедолаги перед заплывом оставили на хранение свои вещи и документы.
Можно увидеть в этом происшествии подтверждение банальной и жестокой истины о том, что с морем шутки плохи, что море не прощает пьяных.
Кто-то воспримет это событие как трагическую притчу о том, что в распрях двух братских народов не может быть победителей. Проиграют обе стороны».
Материал не подписан.
12
На похоронах Сосницына бюст стоял в изголовье гроба, заменяя траурную фотографию. Так решила Лариса Георгиевна, и переубедить ее было невозможно. Бюст смущал пришедших проститься, словно диктовал им какие-то обязательства.
Знатные ермаковцы во главе с губернатором проводили Игоря Петровича в последний путь. Вообще, яблоку упасть было негде.
О Сосницыне сказали много хорошего. Он был замечательный предприниматель цивилизованной складки, новатор, принципиальный, смелый человек, сложившийся авторитетный общественный деятель с большим, возможно, кремлевским будущим.
Он был заступник малоимущим и социально незащищенным, сказала о нем активистка партии, старушка Машковская.
Он не боялся никого и ничего, сказал бывший областной прокурор, а еще Игорь Петрович положил много сил на алтарь благоустройства их дома и был идеальным соседом, приветливым и веселым. И семьянин был редкий.
Очень тепло его помянула взволнованная Дарья Андреевна, сказав, что он был честный противник, с которым она сделала больше добрых дел, чем с иными своими единомышленниками. Что семью его она не оставит в покое… то есть, о семье его она позаботится лично.
Лариса при этих словах перестала рыдать и прошептала: «Не твоих ли это рук дело, Даша-параша?»
И, хотя Сосницын был погребен по гражданскому обряду, многие, выходя из салона ритуальных услуг, крестились. Честно сказать, с очевидным облегчением. А, например (Рубахин свидетель), начальник областной культуры, приятель Мирандолины, осеняя себя крестным знамением, забылся и в забытье сказал: — Слава Богу! И оступился со ступенек.
Поминки прошли суховато и благопристойно, речи повторились. Лариса была разочарована, она чего-то ждала. После ухода знати журналисты и подданные ученые дружно перепились. Было замечено, что одни и те же люди яростно говорили о Сосницыне и хорошее, и плохое. И снова была огорчена Лариса.
Кичухину был заказан грандиозный намогильный памятник (1 миллион рублей): Игорь Петрович вырастает по пояс из камня, настоящей скалы, его лицо исполнено решимости и негодования. На камне надпись: «Ушел в начале славных дел. Он переделать мир хотел».
Когда следующей весной памятник водружали на могилу, «Первая звезда» и телеканал приказали долго жить, из трех магазинов остался один, тихая квартира и джип были проданы. Увековечивание памяти мужа обошлось Ларисе Георгиевне очень дорого, почти разорило ее. И сам бизнес вдруг подвергся атакам со всех сторон, в том числе и теми, кто клялся Сосницыну в догробной верности. Выходит, они имели в виду его гроб.