Пулий рванул вперёд, отрывая две последних пуговицы и оставляя пальто в лапе застывшего Сая. Глубокий вдох холодного воздуха взбодрил, придав так нужных сил. Пулий сложил руки перед собой и со всего маху влетел в Колесо, сбив того с ног. Перепрыгнул через растянувшегося бандита и помчался вперёд.
В узком переулке ему показалось, что стены домов движутся друг навстречу другу и раздавят любого, ставшего на их пути. Черепица с крыш вот-вот посыплется на голову. Пулий расставил руки, став похожим на пьяного канатоходца. Сзади послышались грохот и ругань. Сай споткнулся о поднимающегося Колесо и подарил несколько драгоценных мгновений. Пулий стиснул зубы, превозмогая боль и тошноту, ускорил бег, будто сам ад гнался за ним по пятам. Впрочем, так оно и было.
Переулок казался нескончаемым туннелем из преисподней обратно в мир живых. Когда Пулий выскочил на улицу, топот ног преследователей был уже совсем близко.
Определённо Создатель заслужил молитву.
Солдатская палатка стояла на прежнем месте. Легионер со стопкой листовок повернулся, но, увидев Пулия, быстро потерял интерес. Офицер и остальные солдаты не удостоили его даже взглядом. Чувствуя, как кровь бьёт в виски молотками, Пулий замедлил ход, поравнявшись с призывным пунктом, остановился и наконец позволил себе обернуться.
Оба головореза замерли в десятке шагов. Колесо нерешительно двинулся вперёд, Сай удержал его и улыбнулся. Если бы удав хотел улыбнуться своей жертве, его улыбка была бы похожа на эту. Затем Сай что-то шепнул напарнику. Колесо тоже осклабился, по широкой дуге обошёл призывной пункт и остановился шагах в тридцати дальше по улице.
Теперь Пулий никак не мог вернуться домой, минуя встречу с одним из головорезов. Он посмотрел на прохожих, которые безучастно шли по своим делам – без сомнения, никто из них не станет вмешиваться, даже если Пулия начнут потрошить у всех на виду.
Солдаты?
Вся надежда была на них. Разумеется, головорезы не посмеют напасть в их присутствии, но что делать, когда легионеры уйдут? Следовать за ними, как бездомный щенок?
Пулий отогнал глупые мысли. Армия же создана, чтобы защищать простых граждан, разве нет? Он решительно шагнул к офицеру.
– Гх-м, – Пулий откашлялся.
Ветеран с исполосованным лицом поднял голову. Глаз уставился на Пулия.
– Решил послужить во славу Ангардии, сынок? Побольше бы в наши дни таких парней, – он повернул книгу, – вот, впиши сюда своё имя.
Пулий замер.
– Я не…
Ветеран моргнул.
– Если не умеешь писать, могу сделать это за тебя.
Нехорошее предчувствие заставило волосы на шее встать дыбом. Пулий попытался отогнать его.
– Я не собираюсь вступать в легион… Во всяком случае – пока, – добавил он, видя, как дёрнулась щека под глазной повязкой. – Дело в том, что мне нужна помощь.
Офицер поскреб в седых волосах, редких и сальных, едва прикрывавших белёсый череп.
– И чем же легион может тебе помочь, горожанин?
– Офицер, я…
– Центурион, – грубо перебил ветеран.
Пулий попытался унять шум в ушах.
– Центурион, на меня напали. Вот эти двое, – Пулий поочерёдно указал на Сая и Колесо, так и дежуривших неподалёку, словно пара волков, стерегущих, пока от стада овец отобьётся ягнёнок, – похитили меня и собирались убить.
Центурион даже не посмотрел по сторонам, а единственным признаком, что он вообще слышал Пулия, стало движение брови.
– Сейчас всё в порядке, насколько могу судить. В любом случае, это дело городской стражи.
Нехорошее предчувствие усилилось, наполнило живот свинцом.
– А ночью они же сожгли гостиный двор и убили его хозяина…
Центурион пожал плечами.
– Обратитесь к дознавателям.
Пулий не мог поверить услышанному и выражению (вернее полным его отсутствием), с которым этот человек, присягнувший защищать Империю ценой собственной жизни, говорил. Гнев перед несправедливостью отодвинул боль на задний план. Даже тошнота отступила.
Пулий в ярости ударил кулаками по столу.
– Но разве легионы не должны защищать граждан Ангардии.
Ноздри центуриона раздулись подобно кузнечным мехам. Единственный глаз налился кровью. Ветеран встал, нависая над Пулием сказочным великаном. Злым великаном из сказки с плохим концом. Той, в которой слишком уверенного в себе мальчика поймали и съели.
– Ты, сосунок, не смей указывать мне, что я должен и кому. Ты обязан мне каждым днём своей жалкой жизни. То, что ты ходишь на двух ногах, ешь хлеб, а не вонючие помои, спишь в своей мягкой постельке, а не в выгребной яме – за это и многое другое мне пришлось заплатить вот чем – центурион поднял повязку, закрывавшую глаз и оскалился.