И его, и себя!
— Эй, ну вы чего⁈ Смотрите, какая елка!
Спасибо, Женечка!
Мысленно благодаря дочку, поворачиваюсь к ней и приседаю на корточки. Вернее, пытаюсь присесть, потому что в стольких слоях одежды это сложно.
— Где, милая? Какая тебе понравилась? — Кручу головой, а потом замечаю в метре от нас небольшую ель чуть выше меня и указываю на нее. — Эта?
— Не-е-ет, — морщится Женя. — Эту елку Дед Мороз даже не заметит! Я хочу эту!
И тут она довольно тычет пальчиком в ствол прямо за ее спиной, выжидающе глядя на нас.
— Правда красивая⁈
Ее глазки горят, а я теряю дар речи.
Кошусь на Тимура и вижу, что он тоже в шоке. Потому что ель эта высотой метров пятнадцать, а ствол, наверное, все полметра толщиной!
Мы с Беловым переглядываемся и оба явно не знаем, как реагировать и что говорить. Но Тимур отмирает первым. Он неловко почесывает голову через шапку и прочищает горло:
— Эм, Женек… Елка очень красивая, — начинает он, и Женя согласно кивает, — но, боюсь, мы не сможем ее взять…
— Но почему? Ты же сам сказал, что мы нарядим елку, чтобы Дед Мороз не пропустил наш дом. А эта большая, и Дед Мороз сразу увидит ее издалека!
Тимур ненадолго замолкает, потом бросает на меня мимолетный взгляд, и я понимаю, что этот гений что-то придумал.
Он театрально вздыхает.
— Что ж, придется нам тогда остаться до самого Нового года в лесу.
Женя удивленно выпучивает глаза.
— Э-э-э… Как в лесу?
Мне становится смешно от такой искренней реакции дочки, но я изо всех сил сдерживаюсь, лишь одобрительно улыбаюсь Тимуру. Ну, а что тут скажешь, Белов всегда умел находить креативные решения любых проблем.
В ответ на мою улыбку его взгляд смягчается, и он снова переключается на Женю, невинно разводя руками.
— Ну а как иначе? Елка, конечно, очень красивая, но смотри, какая она высокая, какой у нее толстый ствол! Даже если мы ее срубим, то не сможем довезти. А если и довезем, то она просто не влезет в дом. Так что остаемся здесь! Другого выхода нет.
Тимур обреченно-печально смотрит на Женю, и она испуганно восклицает:
— Но мы не можем остаться в лесу! Дома Снежок один!
— И что же нам делать? Как быть? — вздыхаю я, подключаясь к игре.
Женя важно прикладывает пальчик к подбородку и задумывается, а потом у нее в голове явно зажигается лампочка.
— Я знаю! Знаю! — Тут она делает очень серьезное лицо и смотрит на нас с Тимуром по очереди. — Мы возьмем вот эту елку, — Женька указывает как раз на ту, на которую сначала подумала я, — и повесим на нее все гирлянды! И тогда Дед Мороз ее обязательно заметит!
— Отличная идея, Женек! — восклицает Тимур и теребит дочку по шапке, и Женя вся сияет от похвалы.
— Какая ты у нас умница! — соглашаюсь я. — Если бы не ты, пришлось бы нам спать в лесу.
— Да ладно. — Женя снисходительно машет рукой и улыбается. — Яблочко от яблони.
Мы с Тимуром резко переводим взгляд друг на друга и начинаем смеяться. Где она только услышала эту фразу? Но Женька все-таки права: у такого отца просто не могла родиться другая дочка!
Придя к единому консенсусу, Белов разворачивается и возвращается к снегоходу, чтобы взять топор. А я слишком не вовремя понимаю, что хочу писать…
— Я отойду ненадолго, а ты присмотри, пожалуйста, за дочерью.
На что Белов непонимающе хмурится.
— Куда намылилась? Приключений мало?
— Не твое дело! Ты лучше вон… — киваю в сторону елки, — делом займись.
Тимур закидывает топор себе на плечо и теперь возвышается надо мной, явно не одобряя мою самостоятельность.
— Я-то займусь, — он поправляет свою шапку, выдыхая облачко теплого дыхания, — но мне бы не хотелось потом искать тебя по лесу. Давай без неприятных сюрпризов, Саня.
— Единственная неприятность, которая у тебя есть, Белов, — это твой юмор и длинный язык.
На лице Тимура появляется широкая улыбка.
— На счет последнего я бы поспорил. — Он подмигивает. — На мой язык еще ни одна женщина не жаловалась.
— Значит, я буду исключением!
С этими словами я разворачиваюсь, но не так эффектно, как мне бы того хотелось, и все же, несмотря на ощущение, будто я в мешке, стараюсь дойти до первых кустиков горделивой походкой. Вот только когда слышу первый стук топора, понимаю, что можно было и не стараться. Мой бывшенький уже благополучно потерял ко мне интерес. Но это и к лучшему. Не хватало мне еще оправдываться перед ним о своих физических нуждах, он и так за последние дни слишком приблизился как к моей личной жизни, так и к голой заднице, как бы двояко это ни звучало.
Оглядываюсь назад и, убедившись, что Тимуру не будет меня видно, ныряю под раскидистую еловую ветвь. Блин, блин, блин… Я так хочу в туалет, что, пока задираю куртку и пытаюсь расстегнуть пуговицу на штанах, не перестаю переминаться с ноги на ногу. Я еще никогда не прикладывала столько усилий, чтобы просто сесть и пописать. Но когда наконец я заканчиваю процедуру, отморозив все, что только можно было, быстро натягиваю трусики и, придерживая штаны у коленей, выбираюсь из-под ветки, чтобы выпрямиться и одеться. Я уже собираюсь натянуть подштанники, но тут что-то идет не так, и, потеряв равновесие, я делаю два шатких шага вперед, машинально дергаю подштанники вверх, вот только натянуть не успеваю, потому что меня ведет в сторону, и в следующее мгновение моя задница, упакованная в одни лишь труселя, приземляется в снег.
Я не знаю, что громче: мой оглушительный крик или же эхо, разлетевшееся на весь лес. Это просто кабздец какой-то.
Зажмуриваюсь и, задержав от холода дыхание, поворачиваюсь на бок, но делаю только хуже, потому что проваливаюсь еще глубже в сугроб. Новая волна колючего холода впивается в обнаженную кожу тысячами иголок, да так, что между ног все болезненно сжимается, и я снова вскрикиваю.
— Саша? Ты где?
Хнычу, ударяясь затылком о снег. Твою мать. Ну вот за что-о-о?
— Я зде-е-есь…
Хруст снега приближается, а потом большая тень нависает надо мной, прежде чем я слышу приглушенное ругательство бывшего мужа и перед моими глазами показывается его протянутая рука.
— Давай, Снежинка, хватайся. Этот нудистский утренник мы можем продолжить в более теплом месте.
— Не издевайся, Белов, лучше просто помоги.
Выдыхаю облачко пара и берусь за его предплечье, но когда Тимур начинает меня тащить, моя рука соскальзывает, и я визжу от того, что снег попал в самые трусики. И тут он теряет терпение, наклоняется и, схватив меня подмышки, одним резким движением ставит на ноги.
Я же шиплю и морщусь от того, что кожа онемела от холода и теперь любое прикосновение отдается жгучей болью, но кое-кого это совершенно не волнует. Бубня себе под нос ворчливые присказки, Тимур быстро отряхивает мои обледеневшие ляжки от снега. А мне хочется его и ударить, и одновременно умолять, чтобы он не останавливался, потому что его движения разогревают онемевшую кожу, даря легкое облегчение.
— Чем вы тут занимаетесь?
Звонкий голос дочери вынуждает меня вздрогнуть и оттолкнуть от себя Тимура. Он от неожиданности заваливается в снег, отчего дочка начинает хохотать так, что ее смех заполняет все вокруг.
— Мамочка, почему ты без штанов?
Сжав челюсти, я, раздраженная своим положением, пытаюсь натянуть на себя подштанники.
— Твоя мамочка не может без приключений на свою пятую точку, — ворчит Белов в попытке подняться из сугроба, но снова проваливается в него. Мои губы невольно дергаются. Хоть какая-то сатисфакция.
— Милая, а как же елочка? — пыхчу я то ли от холода, то ли от усилий, которые прикладываю. — Ты что, оставила эту красавицу одну? А если ее займет кто-нибудь другой?
Поднимаю взгляд на дочку, не прекращая возиться с подштанниками, замечая, как она удивленно обнимает лицо ладонями в варежках и выпучивает глаза.
— Нет, нет, нет! — она мотает головой, а потом решительно топает ногой и заявляет: — Это наша елочка!
— Тогда присмотри за ней, милая. А я сейчас подойду.
— Хорошо, мамочка, — дочка разворачивается и вприпрыжку убегает по протоптанным следам.