Хотя я перешла.
Но об этом в других главах.
Его проблемой был, на мой теперешний взгляд тридцативосьмилетней тетки, неумелый шантаж. Шантаж должен пугать до ужаса. Баба должна быть парализована страхом. И тогда она, безусловно, выйдет за тебя замуж.
Но Миша шантажировал неумело. Поэтому как результат – на тот момент я поняла только одно: у меня есть всего четыре года. А потом я стану старой девой и буду платить мужчинам за секс. Короче, мне нужно либо ускоряться с поиском идеального мужа, либо искать высокооплачиваемую работу.
Моей основной проблемой на тот момент был страх в одночасье стать никому не нужной. Страх не успеть до двадцати одного года выйти замуж терзал меня ровно до моего двадцать первого дня рождения. Потом я расслабилась и смирилась с участью «старой девы». Тем более я поняла, что быть старой девой в двадцать один год, оказывается, очень весело: друзья, тусовки и путешествия. Почему‐то Миша об этом мне не рассказывал.
А что еще Миша никогда не упоминал – это статистику. Согласно графикам и таблицам, которые я сейчас нашла в Интернете, тогда, в 1997 году сорок четыре процента женщин вступили в брак в возрасте от двадцати одного до тридцати двух лет. То есть, Миша слегка преувеличил мои проблемы: я могла беззаботно жить до тридцати двух, а потом легко выйти замуж. Почему легко? Потому что женщина, не зацикленная на замужестве, привлекает мужчин гораздо больше, чем дама с глазами, полными отчаяния.
В общем, девушки, если вас родители или парни пугают перспективой остаться в полном одиночестве, до тридцати двух лет показывайте им эту статистику. После тридцати двух лет показывайте средний палец. Потому что это срабатывает продуктивнее, чем показ статистики.
А еще сейчас у меня есть незамужняя подруга Аня, которая к своим тридцати восьми годам научилась пресекать вопросы любопытных соседок относительно ее замужества. Когда очередная бестактная бабулька начинает ковырять Аню своими вопросами: «Вот, Анна, вы все хи-хи да ха-ха, кавалеров меняете, а в загсе‐то когда мы вас увидим? Пора уже».
Аня отвечает им обычно с той же интонацией: «Вот вы все кхе-кхе, поликлиники меняете, а в крематории мы вас когда увидим? Пора уже».
В общем, мои соседки с Аней больше не общаются и про личную жизнь ее не спрашивают. Аня не сильно расстраивается по этому поводу, потому что «выйти замуж» перестало быть целью Аниной жизни.
Каждая женщина после определенного возраста начинает бояться одиночества. Панически.
В подтверждение этого вот письмо, которое мне прислала молодая двадцативосьмилетняя женщина:
«Наташа, как ты думаешь, в каком возрасте еще не стыдно быть одинокой? Потому что в молодости мне казалось, что рубеж – двадцать пять лет. Но когда мне исполнилось двадцать пять, я стала думать, что рубеж – двадцать шесть лет. И так каждый год я откладываю планы вступить в семейную жизнь. Есть какие‐то правила на этот счет? Может, в книгах что‐то пишут?»
Меня позабавило словосочетание «возраст, в котором не стыдно быть одинокой». Не стыдно… Думаю, это зависит не от возраста. Когда мне было десять лет, я носилась по пляжу в купальных трусах, но без купального лифчика, потому что была тощая и плоская. Я бегала от волны и чувствовала себя невероятно счастливой. И одна девочка примерно моего возраста, подойдя ко мне на пляже, строго спросила:
– Привет. А сколько тебе лет?
– Десять.
– И ты до сих пор без лифчика? Как тебе не стыдно.
И ушла. А я осталась. И мне стало невесело бегать. Я села под зонтик и сидела. Потом попросила у мамы лифчик от купальника. Надела его, он оказался крайне неудобным и закручивался под мышками, но я терпела. Потому что теперь мне было наконец не стыдно. И не радостно. Но общественность в лице девочки с пляжа мне снисходительно кивнула, мол, ну, так‐то лучше.
С тех пор у меня одно стойкое убеждение: в лифчик и в замужество надо влезать, если ты действительно в этом нуждаешься, а не из‐за того, что тебя туда загоняет общественное мнение.
Разберемся со второй частью проклятья, которое Миша, как злая колдунья Малефисента, наслал на меня, бедную принцессу Аврору. «Когда двадцать один год тебе исполнится, ты будешь платить за секс!» – это мне казалось сверхунизительным. Ведь это же не в магазин за хлебом сходить. Это ведь секс! Тут не придешь в магазин и не скажешь: