Тогда же двадцатилетний Владимир женился на Эли, которая была на два года его старше. Никто из синих кирасир не мог выбрать себе невесту без одобрения товарищей. Избранница должна была быть благородного происхождения, богата и образована, товарищи по службе должны были удостовериться в ее хорошей репутации, благородстве и искренности чувств. Эли пройти испытание было нетрудно, и вскоре две прославленные семьи заключили брачный союз. «Мэр» вынужден был признать, что его политические взгляды глубоко чужды зятю. За двадцать пять лет брака у Владимира и Эли родились девятеро детей, а умерли они оба в сталинских лагерях, очень далеко друг от друга.
Голицыны жили зимой в Москве, а летом в Петровском или Бучалках. Сергей Голицын, младший из двух сыновей Михаила и Анны, родившийся в 1909 году, вспоминал детские годы в Бучалках в своих мемуарах. Его семья была не так богата, как Шереметевы или Юсуповы, тем не менее Сергей рос в окружении слуг. Уже в четыре года он знал, что отличается от других детей: он был князем и потомком Гедимина, а следовательно, должен был быть таким же храбрецом, как его предки. Отец его, погруженный в работу, редко бывал дома и мало занимался детьми. От своей либеральной матери маленький Сергей узнал, что они живут в несовершенном обществе, что цари бывают хорошие и дурные и что выступать против плохого царя, как это сделали декабристы, хорошо и правильно; еще он узнал, что царствующий государь окружен дурными людьми, среди которых выделялся «Гришка» – Григорий Распутин. Мать верила в пользу физического труда, в саду Бучалок каждому из детей был отведен собственный маленький участок, за которым они должны были ухаживать. Относительно религии в семье расхождений не было: основанием жизни все они почитали православную веру.
Мы принадлежали к классу господ, и такой порядок считался естественным согласно веками установившимся традициям. Между господами и людьми могла быть искренняя привязанность, но одновременно всегда высилась невидимая стеклянная перегородка. Иные господа слыли либералами, стремились помочь крестьянам, однако они никогда не стали бы, например, убирать за собой постель, выносить горшок; и дети воспитывались в том же духе. Однажды крестьянка пришла к моей матери что-то просить, с нею был сынишка. Я отвел его в сторону к песчаным формочкам, хотел с ним поиграть, а тетя Саша (няня Сергея. – Д. С.) схватила меня за руки и с шипением оттащила прочь.
По липовой аллее, что вела к господскому дому, могли ходить только господа; слуги и все остальные должны были пробираться по узкой дорожке, слева от аллеи. Хотя Голицыны ходили в один храм с деревенскими, для господ был отдельный вход, который вел на приподнятую и закрытую площадку, так называемое княжеское место. Когда Петр Раевский в первый раз приехал в Бучалки на автомобиле – ярко-вишневой иноземной диковинке, пугавшей крестьян шумом и клубами дыма, – возникла проблема, куда за обедом посадить его шофера-англичанина. Его происхождение и вид (темные очки, кожаные шлем и куртка), очевидное мастерство, с которым он управлял машиной, давали ему более высокий статус, чем у слуг, обедавших на кухне, но в то же время представлялось не совсем правильным посадить его на веранде с семьей и гостями. Компромисс был найден: шофера посадили на веранде, но за отдельный столик.
Жизнь была четко структурирована и упорядочена в соответствии с часами, днями и временами года. В три пополудни сервировался чай из самовара. В половине седьмого ливрейный лакей Глеб, звоня в колокольчик, сзывал всех к обеду. К тому времени отец Сергея Михаил Голицын возвращался со службы и присоединялся к другим мужчинам, которые усаживались за маленьким столиком с водкой (всегда № 21 Петра Смирнова), соленой рыбой и грибками, прежде чем занять место за обеденным столом. Бабушка Софья занимала место на одном конце длинного стола, «мэр» – на другом. Мужчины садились ближе к нему, женщины – к ней. Почетный гость всегда сидел по правую руку от Софьи. Перед Владимиром стояла бутылка французского божоле; перед Софьей – немецкого рислинга. Хлеб всегда был только черный и нарезан правильными прямоугольниками. Большую фарфоровую супницу ставили перед Софьей, лакей приносил тарелки. Софья разливала по тарелкам суп и указывала слугам, кому какая предназначена. Детям наливали последним. Подача супа занимала четверть часа. После трех перемен блюд Михаил поднимался из-за стола и возвращался к работе, прочие оставались за столом, пока повар в белом колпаке, стоя рядом с Софьей, записывал указания насчет обеда на следующий день. После этого все поднимались и переходили в гостиную, к кофе, сластям и печенью.