— Что ж, спасибо за компанию. Маргарита Львовна, Ангелина Викторовна, приятно было познакомиться с семьей Тани.
Прощаемся, расходимся. Идем с Волковым по темной улице.
— Не понял, — хмурится.
— Провожу тебя.
— Дуй домой!
Дыши. Дыши.
— Не хочу домой, — шепчу и чувствую, как спирает дыхание в груди с такой силой, что воздух едва проходит через легкие.
Сейчас расплачусь. Разревусь посреди темной и безлюдной улицы. Рядом с единственным человеком, которому показываю свои слезы.
Меня сметают ураганом. Прижимают к высокому забору, под широкие ветви сирени. Сладкий запах дурманит. Голову ведет безбожно.
Горячие губы накрывают мои ледяные. Слава целует так правильно и нужно. Не церемонясь, но при этом не переходя границ. Какой-то идеальный коктейль нежности, похоти, желания и страсти. Его руки крепко держат меня за талию, а я запускаю свои ему в волосы, наводя там беспорядок.
Поцелуй со вкусом сирени переносит меня в другую, беззаботную реальность, в которой не существует проблем и бед. Задыхаюсь, умираю и воскресаю. Разбиваюсь на тысячи осколков. В голове гул, не слышно звуков. Только мягкость губ и аромат сирени.
Первая отстраняюсь, но не отпускаю Славу. Дышим вместе, одним воздухом. Надо расставаться, понятно, что он не позволит мне идти по ночи обратно одной.
— Не уходи… — шепчу.
— Никогда.
— Давай постоим так еще?
Опускаю голову ему на грудь, выравнивая дыхание, пока Слава рисует круги на моей спине.
— Прости маму… она сложный человек.
— Ш-ш, все в порядке, — но я-то знаю, что это не так.
Успокаиваюсь, вдыхая его запах, перемешанный с сигаретами и сиренью.
— Беги, — подталкивает меня в спину. — Замерзнешь.
Разве можно с ним замерзнуть?
Глава 26. Мама, скажи, что похолодало, скажи, что по мне скучала
Слава
Не сказать, что у меня есть опыт знакомства с родителями или семьей своих пассий, но встреча с мамой и бабушкой Тани была… странной.
И если с прекрасной Маргаритой Львовной все ясно как божий день, то с матерью рыжей полнейшие непонятки. Может, Таня вообще удочеренная? Она не похожа на женщин своей семьи. Те светловолосые, Таня рыжая, как огонь. Да и комплекцией отличаются.
Ночью сплю как убитый, а поутру, в восемь часов, стою у дверей столовой. А что? Я человек простой: сказали — иди, ешь. Я иду и ем. После сытного завтрака прыгаю в тачку и еду в больничку. Тут меня уже ждут. Та самая Елена Николаевна, дама лет пятидесяти, и, очевидно, ее дочь — потому что вот тут сходство налицо.
Елена Николаевна не теряется и откровенно сватает мне свою Марию. Двадцатипятилетняя Мария рдеет от похвалы и стреляет глазками. Я вежливо киваю каждому восторженному слову, но напоминаю, зачем я вообще тут:
— Елена Николаевна, в чем первоочередно нуждается больница? Давайте начнем с самого критичного.
— А у нас все критичное, Вячеслав Артурович. Вот, например, аппарат МРТ сдох несколько месяцев назад, еще цветы прошлогодние цвели. Под замену, ремонту не подлежит. А кушетки вы видели в процедурной? Да и ремонт не помешал бы в половине палат…
И давай гонять меня по кабинетам. Работы непочатый край. Больничка и вправду нуждается в финансовой помощи. Делаю себе пометки. Надо как-то связаться с отцом, сообщить ему обо всем.
— Елена Николаевна, откуда можно позвонить?
— Так со стационарного. У нас вышка завалилась пару месяцев назад, а починить никак не могут. Ураган сильный был, так мы теперь, как древние люди — телеграммы друг другу шлем.
Сжимаю зубы, чтобы не ляпнуть дурость, о том, что Елена Николаевна наверняка реально когда-то отправляла эти самые телеграммы. Возраст все-таки…
— Можно сходить на холм, — Мария прикусывает губу. — Там ловит. Я покажу.
— Не надо! — слишком спешно.
Неловкая пауза разрывается криком какой-то медсестры:
— Елена Николаевна, там Львовну на скорой привезли! Подозрение на инфаркт!
— Да как же так! — взмахивает врач руками.
— Маргарита Львовна? — переспрашиваю я. — О ней речь?
— Вы знакомы? — спрашивает та на бегу.
— Вчера познакомились.
Забегаем в приемный покой, где лежит бабушка Тани, а рядом трясется девушка, причитая. Замираю в дверях.
— Все в порядке, ложная тревога, — констатирует врач, снимая перчатки.
— Ох и напугала ты нас, бабушка! — теперь уже рыжая хватается за сердце.
Непонятно, кого нас, потому что матери Тани здесь нет. Возвращаюсь в коридор и сажусь на лавочку. Через несколько минут из палаты выходит вполне себе бодрая Львовна под руку с Таней.
— Как вы? — подрываюсь с места.
— О, Славочка, и ты тут! — воркует. — Кризис миновал.
— Угу, — бурчит Татьяна, — у меня вообще подозрения насчет правдивости твоего приступа. Уж слишком все зрелищно было!
— Вот доживешь до моего возраста… — и подмигивает мне.
Ну дела… Давлю улыбку.
— Славочка, подвезете меня домой?
— С удовольствием! А вы не знаете, откуда позвонить можно?
— Вот высадишь меня и с Танюшкой на холм пройдетесь. — Коварная женщина Маргарита Львовна.
Оставляем бабушку дома и идем пешком по улице.
— Может, на машине?
— Не проедем, — рыжая уверенно шагает вперед. — Да и недалеко тут.
Покорно иду за ней.
— Тань, я в город сегодня еду. Поехали со мной?
Кусает губу, идет, не поднимая взгляда от земли. Ожидаю, что пошлет меня, но она удивляет:
— Вообще-то, мне уже пора возвращаться. Загостилась. Да и в рваных джинсах ехать не хочется. Если тебе не сложно, я бы с удовольствием поехала с тобой. Следующий автобус только завтра вечером.
— Отлично, — не верю своему счастью. — Тогда сейчас позвоним, и я через часик заеду, да?
— Угу, — обнимает себя.
Взбираемся наверх. Оглядываюсь. Засматриваюсь окружающей красотой. С небольшой вершины виден пруд, окруженный лесом, поле, усеянное мелкими цветами. Колоритно тут у них.
— Красиво, — втягиваю воздух.
— Еще как, — улыбается, разглядывая панораму деревни.
Достаю телефон и звоню бате, отчитываюсь.
Обратно идем в молчании. Таня немного сторонится меня, но я не настаиваю. Понял уже, что нахрапом нельзя. Тут надо аккуратно. Расходимся, обронив друг другу короткие фразы. Через час я приезжаю к дому Маргариты Львовны.
Из дома выходят женщины. Мама Тани отчитывает бабушку:
— Иди в дом, я сама провожу Татьяну. Мам, тебе отдыхать надо!
— В гробу отдохну!
— Бабуль, может послушаешь маму? — добавляет Таня жалобно.
Затем бросает короткий взгляд на маму, но та смотрит куда угодно, но не на дочь. У меня подгорает почему-то.
— Славочка, возьми, — бабушка протягивает пакет. — Там малинка, варенье и огурчики соленые.
— Спасибо, — с радостью принимаю дары.
— Пока, бабуль, — первой Таня тянется к бабушке, они крепко обнимаются.
Маргарита Львовна крестит на дорожку внучку. Следом Таня нерешительно, буквально на секунду, замирает, а после тянется к своей матери. Распахивает для нее объятия, целует в щеку. Ангелина Викторовна оставляет короткий, какой-то смазанный поцелуй и хлопает дочку по рукам, как бы говоря, что довольно объятий. Но Таня продолжает крепко обнимать ее.
— Ну все, хватит, — звучит как-то резко голос матери рыжей.
Отворачиваюсь. Не могу я на это смотреть. И влезть не могу — нельзя пока мне, не моя территория. Но как, блядь, на это можно равнодушно смотреть?!
Садимся в тачку. Трогаемся. Смотрю в зеркало заднего вида: бабушка крестит нашу отъезжающую машину. Фигуры матери не видно, я едва улавливаю ее спину, скрывающуюся во дворе.
Таня всхлипывает. Раз. Еще раз.
Господи, девочка, как боль твою забрать-то?! Нахожу ее руку и сжимаю ее.