— Как это?
Вздыхаю.
— Я потеряна была. На распутье. Куда идти? Столько дорог, а страха еще больше. Одно знала: по специальности работать не смогу. А тут она. Говорит, как здорово было бы, если бы я фотографировала, а ты фотошопила! Вот и все. А сейчас чувствую — в правильном направлении иду.
— Рад это слышать, морковка. Но чур первый твой торт — мой.
— Твой-твой. Ты только вернись…
— Вернусь, рыжая. Вернусь.
Собираю вещи. Беру побольше, потому что планирую провести с семьей почти неделю. Василия оставляю к Соне. Особенно этому факту радуется Дима. Как всегда еду в деревню на автобусе. Духота — жесть. Кондей не работает, обмахиваюсь газетой, услужливо отданной дедушкой по соседству.
На автовокзале привычно никто меня не встречает. Бабуля пешком так далеко не ходит, а мама… мама тоже так далеко не ходит. Из-за меня так точно.
Трясу головой, бреду с толпой через пролесок. Нормальная дорога есть, но так быстрее. Да и тенек — хорошо… Толпой выходим к поселку, разбредаемся в разные стороны.
Захожу во двор. Окидываю взглядом местность. Красота — все вокруг зеленое, сочное стоит. С улыбкой захожу в дом. Бабушка спешит обниматься, делится новостями.
— Ты лучше скажи, как твое самочувствие?
— Да что будет мне? — машет рукой. — У меня, Нюшенька возраст такой, что каждый день да болит что-нибудь. Не привыкать.
— А мама где? — В доме тишина.
— Так она это, к соседке пошла. У них там посиделки.
— Посиделки, — эхом.
Бабушка тяжело вздыхает.
— Прости ты меня, — на глазах у нее слезы.
Подрываюсь к ней, обнимаю так крепко, как могу.
— Бабуль, ты чего? — сама уже реву.
— Беспомощна я, Танюша. Не получается у меня.
— И не надо, бабуль. Разве можно заставить? — мой голос дрожит, вибрирует.
— Глупая, глупая она, — роняет голову ко мне на плечо.
Плачем. Вдвоем. А что еще остается делать, когда действительно не заставишь любить?
Глава 29. Я невозможно скучаю, я очень болен, я почти умираю
Слава
Трясет нещадно. Самолет будто вот-вот развалится прямо в воздухе. Цепляюсь за образ рыжей, вижу ее конопатое лицо и зеленые глаза. Закрываю глаза. Дождись меня, девочка, дождись. Тряска заканчивается.
Садимся несколько жестко, но и на том спасибо. Народ аплодирует и спешит в давку, чтобы свалить отсюда поскорее. Понимаю их.
Снова меня встречает Ромка.
— Брат! Ты не брат, а Будулай! На Дальнем Востоке что, ножниц нет в магазинах? — ржет над моей небритой мордой и отросшими волосами.
— Знаешь, какая там холодрыга? Я утеплялся как мог! — улыбаюсь, обнимая брата.
— Так лето ж! — Ромка открывает рот от шока.
— Это у вас лето! А там — Дальний Восток, так-то!
— Погнали! Батя ждал тебя на прошлой неделе.
— Форс-мажор, — развожу руки в стороны.
— Понятно, — подхватывает мой чемодан и кидает его в багажник.
Водитель везет нас в офис, а я, как реально какой-то дикарь, рассматриваю город. Отвык я от цивилизации, хотя на Дальнем Востоке с этим проблем нет, но все же жизнь иная.
— Ты как там на чужбине, не заскучал? — косится брат на меня.
Доходит не сразу.
— Я не бухал.
— А я не об этом спрашивал.
— Ну да.
— Да ну.
Вот и поговорили. Злиться мне нельзя — обычная тревога за меня. Тревога и недоверие. Винить семью в этом нельзя. Сам виноват, никто в глотку не вливал.
— Скулил в подушку от тоски, вот и все, — отвечаю как можно добродушнее.
— По рыжей своей тосковал? — Ромка лукаво сужает глаза.
Усмехаюсь, не отвечая.
— Молчишь, морда волосатая? — ржет. — Молчи-молчи. У тебя даже сквозь растительность все видно. — Водит пальцами в воздухе возле моего лица. — Всё-о-о тут написано.
Смеюсь. Лицо Тани перед глазами постоянно. Фотки ее затерты до дыр. Знала бы, что я делал с ними… врезала бы. Но что поделать, се ля ви. Я там на подножном корму был. Инет говно, порно не тянет. Да и нахера инет, когда она везде мерещится и во снах приходит каждую ночь.
В офис негоже в таком виде приезжать, но я с дороги, мне простительно. Потертые джинсы, кроссовки и футболка — похрен. Инфа важнее.
Секретарша глазами хлоп-хлоп. Не узнает меня, но и не тормозит, потому что рядом Ромка.
— Роман Артурович… — затем неуверенно: — Вячеслав? Артурович...
— Доброго утречка, — подмигиваю ей.
Заходим к бате. Тот восседает в кресле и с нашим приходом отрывает взгляд от бумаг.
— Рома, ты кого привез?
Брат сгибается от хохота.
— Где ты взял этого йети?! Я ж посылал за Славкой.
Смеюсь, подхожу ближе. Батя встает мне навстречу. Обнимаемся так крепко, что дышать тяжело.
— Сынок… — тихо мне в ухо и еще крепче прижимает к себе.
Рассаживаемся. Секретарша приносит три чашки кофе. Пью, хотя воротит от него. Почти месяц там не жрал нормально — в артериях вместо крови течет кофе.
— Схуднул, — констатирует батя.
— Наверстаю.
От тоски я похудел.
От тоски по рыжей своей. По колючкам ее и глазам ведьминским.
— Вот доки, бать, — протягиваю папку. — Все готово. Можно подписывать контракт. Юристы все нюансы отметили, по замечаниям корректировки внесли.
Разговариваем по делу. Отец и так в курсе всего, поэтому мой доклад получается коротким, сжатым.
— Давай, Славик, поезжай домой, отдохни, — батя отпускает меня кивком головы.
— Отец, я хотел несколько дней выходных взять. Мне съездить кое-куда надо.
— Куда? — он округляет глаза. — Ты ж только вернулся.
— Надо мне, бать.
— Да к девочке своей он едет, — сдает все явки и пароли Ромка и закатывает глаза.
Отец расцветает:
— К девочке — это хорошо. К девочке — это правильно. Поезжай. Только ты бы отдохнул для начала с дороги, сынок.
— Да я в самолете поспал, бать.
Пизжу, и он это знает.
— Только аккуратно, сынок.
Собираюсь в путь, но для начала мне нужно сделать кое-что.
Глава 30. Прости меня мама, за то, что вырос рано
Слава
Хата моя холостяцкая выглядит безжизненно. Еще бы. Хозяина больше месяца не было. Знаю, мать наведывалась сюда, компанию для уборки присылала. Тут ни пылинки, все на своих местах, но все равно как-то тускло.
Безбожно потрошу чемодан, ибо там нет ни одной вещи, которая может мне сейчас пригодиться. Сплошь теплые брюки и свитера, а на дворе нынче лето вовсю шпарит.
Достаю летнюю одежду и вновь собираю чемодан, накидывая в него шорты и футболки. Решаюсь набрать Татьяну, но мне ожидаемо отвечает робот. Видимо, в ее деревне вышку так и не починили.
Набираю другой номер.
— Мам!
— Сыночка! — на том конце провода разливается теплота.
— Я заеду?
— Спрашиваешь!
Прыгаю в монстра Владика — брат благодушно разрешил мне поюзать его — и еду к родителям за город. Как раз по дороге к рыжей.
— Мамуль! — кричу с порога.
Мама выходит из кухни, вытирая полотенцем руки.
— Что за бородатый медведь? Я тебя не знаю! — сдерживает улыбку.
— Привет, мамуль, — обнимаю ее.
Мама проводит рукой по моим волосам. В глазах столько нежности, что затопить может.
— Оброс, исхудал! — сетует. — Быстро на кухню! Я как раз мясо по-французски приготовила.
— Как, кстати, у вас с французами?
— Жадные сычи, — качает головой, накладывая мне мясо в тарелку. — Патентом с клиникой делиться не хотят, сумму заоблачную требуют. Ну ничего, где наша не пропадала?
Подмигивает, улыбаясь, и ставит передо мной тарелку с приборами. Свободной рукой треплет за волосы, целует в макушку.
— А мне нравится, — и улыбка умилительная, будто мне не тридцать, а три.
Впопыхах, вкратце рассказываю, как дела. Запихиваю в себя еду с нечеловеческой скоростью, потому что оголодал, да. Мать смотрит со стороны и, поджав губы, качает головой, но молчит, не отчитывает. Только вздохи тяжелые изредка.