Они обе садятся на пол.
— Мне нужен нурофен. Это обезболивающее и жаропонижающее. А еще гель для десен.
— Я знаю! — подпрыгивает Злата. — Вот и вот.
Таня забирает у нее лекарства и проверяет, затем поднимает голову и неожиданно открыто улыбается:
— Спасибо, Злата! Ты настоящая умница!
Племянница рдеет и гордится, довольная собой.
Таня отмеряет шприцем лекарство. Через бой мы даем нурофен орущему Артему, мажем десна.
— Морковка, подержи его, пожалуйста! Я в туалет хочу, — сознаюсь и протягиваю Артема.
— Ты чего! — она отступает назад. — Я не смогу. Я уроню. Я не умею!
— Я тоже не умею, но видишь оно как, — пожимаю плечами. — Держи! У тебя все получится.
Сую ей в руки Артема и сбегаю в ванную комнату. Умываюсь там ледяной водой. Все-таки подкосило меня знатно. Я не был готов к тому, что с ходу нырну в проблемы ребенка. Мне ведь даже никто не объяснил, что да как.
Возвращаюсь. В квартире тишина, которая режет слух. Злата лежит на диване и смотрит мультики. Звук приглушен, верхний свет выключен. Горит лишь ночник.
— Таня попросила выключить, — поясняет тихо она. — Тема уснул.
Открываю дверь в спальню и прохожу внутрь. Меня скручивает плотным жгутом от картины, которую я вижу. Рыжая держит на руках мирно спящего Артема и тихонечко напевает ему. Комната скупо освещена бликами с улицы, поэтому я вижу лишь силуэт девушки.
Подхожу вплотную, и Таня разворачивается, демонстрируя мне спящего малыша. Вижу на ее лице очертания мягкой улыбки. Легонько покачивая его, она говорит:
— Тема только уснул. Помоги переложить его на кровать, я не знаю, как это сделать.
Не дыша спускаем с рук Тему, который, бедолага, настрадался за вечер и вырубился.
Замираем с Таней плечом к плечу и рассматриваем сладко спящего ребенка. Меня так и распирает гордость за нее. Хочется ударить в грудь и крикнуть: моя! От счастья, которое затапливает меня, не контролирую речь и говорю, даже не подумав:
— Ты будешь замечательной мамой.
Таня оборачивается и смотрит на меня блестящими глазами. Притягиваю ее к себе и крепко прижимаю:
— Спасибо, что вернулась.
— Уведи меня отсюда, иначе я прямо тут грохнусь в обморок, — просит дрожащим голосом, но я слышу нотки смеха.
Возвращаемся в гостиную, и Таня падает рядом со Златой, которая поглаживает Васю, вылезшего из своего укрытия. Рыжая сидит какое-то время, не шелохнувшись, и смотрит в одну точку перед собой.
— А я есть хочу, — вздыхает племянница.
— Ой! — спохватывается Таня. — У меня же там торт. Но сначала ужин. Злат, поможешь приготовить лазанью?!
Рыжая подмигивает девочке, и та оживленно кивает. Уходят готовить, а я сижу в прострации и наблюдаю за Таней и Златой. Таня указывает ей, что делать, а Злата беспрекословно подчиняется.
Все настолько легко и органично, что, не видь я сам приступы Татьяны, — не поверил бы. Она по-прежнему старается не касаться девочки, но и не шарахается от нее.
Сажусь на стул, устало откидываюсь назад, упираясь затылком о стену. Их щебет — как сироп в уши. Расслабляясь, я медленно засыпаю прямо сидя на стуле.
Глава 37. А дальше что-то пошло не так
Таня
Две недели прошли как один миг. Славы нет уже пять дней, он уехал в командировку. А я до сих пор у него в квартире. Ничего не мешает собрать вещи и уехать отсюда, но держит — что-то держит меня и не дает покинуть чужой дом, который, в общем-то, уже перестал быть таковым.
Мне дали несколько выходных, потому что две недели я проработала без них. Вроде мне и не надо было, не устала. А как Слава уехал в командировку — вовсе не видела смысла в них.
Сегодня вечером он должен вернуться, и прямо с утра я начинаю уборку и готовку.
Когда уже все закончено, у меня звонит телефон.
На экране высвечивается номер главврача больницы, в которой когда-то работала бабушка. Сердце сразу заходится, потому что я понимаю: она не может звонить просто так.
— Здравствуйте, Елена Николаевна.
— Танюша, добрый день. Я хотела спросить, приедешь ли ты навестить Маргариту Львовну? Она спрашивала о тебе. А в ее состоянии, сама понимаешь, лишние переживания ни к чему.
— Бабушка? — недоумеваю я. — Я не поняла — она что, лежит у вас в больнице?
— Ну да. Вот уже три дня как. А ты, выходит, не знала?
— Нет. Мама мне не звонила, — закипаю.
Как, блин, она могла так поступить со мной?! Это же бабушка — я люблю ее, и мать об этом знает. Она не имела права скрывать от меня состояние бабушкиного здоровья.
— Хм, — Елена Николаевна вздыхает. — У Маргариты Львовны снова был гипертонический криз. Мы его купировали. Ей уже лучше.
— Я приеду! — выкрикиваю в трубку. — Сейчас же выеду и к вечеру приеду в больницу, так и передайте ей!
— Конечно-конечно.
Прощаемся.
Бросаюсь в спальню и хаотично скидываю в сумку вещи первой необходимости, стараясь не думать о том, почему со мной так поступила мать. За что?
Ставлю телефон на автодозвон, параллельно продолжая сбор вещей.
— Привет, Танюш! — отвечает Слава.
— Слав! — подбегаю к телефону и беру его в руки: — Мне срочно нужно уехать. Бабушке стало плохо.
Коротко пересказываю ему разговор с врачом.
— Дождись меня, — просит. — Я уже еду домой. Буду через часа три. Отвезу тебя.
Слышу, как громче начинает урчать мотор автомобиля.
— Не спеши, — уговариваю его. — Я за это время уже буду у бабушки. Возвращайся спокойно, как только я разберусь, что там, вернусь.
— Не хочу оставлять тебя одну, — говорит серьезно.
— Я и не одна. К семье же еду.
Угрюмо усмехаясь от собственных слов, настолько ироничными они кажутся.
— Тем более за Васей нужно следить. Я же не беру его с собой.
— Я попрошу Димку.
— Не стоит.
— Ясно.
Препираемся с ним некоторое время и прощаемся на эмоциях.
Ну не могу я вот так сидеть сложа руки. Спешу на вокзал. Всю дорогу в автобусе верчу в руках мобильный. Так и хочется позвонить матери и поругаться с ней. Что у нее в голове в последнее время? Злится на меня? За что? А даже если и злится, какое это отношение имеет к тому, что она умолчала о проблемах со здоровьем бабушки?
В поселок приезжаю ближе к вечеру. Духота нереальная, воздух стоит — не вдохнуть не выдохнуть. Переживаю за бабулю, по такой жаре гипертоникам наверняка бывает нехорошо.
Залетаю в больницу. Вообще время посещений только закончилось, но благодаря протекции главврача меня пускают.
Прохожу в палату, где лежит бабушка, и сразу же подмечаю: палата одиночная, работает кондиционер. О бабуле позаботились, и это не может не радовать. Увидев меня, она сразу же порывается встать.
— Нюшенька!
— Бабуля! — бросаюсь к ней, сажусь на матрас и прижимаю к себе.
Нос щиплет, на глаза наворачиваются слезы, но я старательно игнорирую их, бодрясь.
— Ну рассказывай, — отстраняюсь, но беру в руки ее сухонькую ладошку, наглаживаю, — как ты докатилась до жизни такой?
— Ох, Танюша, вот так и бывает, — пожимает плечами. — Доживешь до моих лет — поймешь. Мне уже лучше, не волнуйся.
— Прости, что сразу не приехала, я только пару часов назад узнала, что тебе стало плохо.
— Да что ж это такое делается! — грозно ругается. — Вернусь, мамке твоей не поздоровится! Что за глупый вздор! Ее нелепые обиды не повод не звонить тебе!
— Успокойся, — глажу ее по ладони, а у самой разливается горечь в груди.
— Как же мне успокоиться, Нюшенька? — на глаза бабули наворачиваются слезы. — Когда моя дочка со своей в ссоре? Как примирить вас? Возможно ли это? Ты прости меня, внученька, наверное, и моя вина есть в том, что все это сейчас происходит.
— Перестань, ба, — улыбаюсь и даже нахожу в себе силы подмигнуть бабушке. — Мы сами во всем разберемся, не дети малые. Твоя задача — выздоравливать!