– Почему я должен поверить тебе? – Строго спрашивает мужчина.
– Ты – мой последний шанс не сгинуть здесь. Без твоей помощи… Хоуп, они рано или поздно заставят меня признать себя умалишенной. Выбьют эти показания и запрут здесь навсегда. Но я ведь ни в чем не виновата, поверь. Опроси, надави еще раз на тех жильцов, которых якобы туда вселили. Убеди их дать показания в моей невиновности. Надави на мать, пообещай ей помочь заполучить активы и ты увидишь, как она запоет.
– А что с Кайлом?
– А что с ним?
– Ты говорила, что он пообещал отпустить тебя, если ты выживешь. Так почему ты считаешь, что он где-то рядом?
– Потому что он не надеялся на хороший исход событий, а я взяла и выжила. Я уверена, что Бэкк контролировал все, что происходило в больницах. Каждая операция была проделана с его одобрения. – Зарываюсь лицом в ладони и вздыхаю. – И даже здесь, я тоже чувствую его незримое присутствие. Никогда в жизни не поверю, что именно государство поместило меня в эту элитную клинику для душевнобольных. Это все Бэкк.
– Зачем ему это? Ведь если бы тебя не стало, это облегчило бы ему существование. Не надо переживать, что ты доберешься до него и упечешь в тюрьму.
– В том-то и дело, док, что я не могу этого сделать. Он ведь все просчитал заранее. «Выжить» – это не только очнуться после падения. «Выжить» – означает и то, чтобы я смогла вернуть себе «себя» и свое имя. А это, ох, как тяжело сделать. Особенно, когда ты находишься на лечении в психушке и никто тебе не верит…
Наш сеанс прерывается грубым стуком в дверь и появившимися медсестрами с охраной.
– Доктор Хоуп, время истекло, – вещает одна из них, – у пациентки назначены другие процедуры.
Так же грубо они подталкивают меня на выход и я лишь успеваю посмотреть на Джона с немой мольбой.
Вытащи меня отсюда, молю.
Глава 22 «После»
Хоуп не вернулся. Ни на следующий день. Ни на следующей неделе. Ни через месяц. И меня окончательно накрыло. Очень трудно держаться на плаву, когда собственноручно открыл колодец, куда хоронил все свои кошмары и тебя тянет на его дно. Я уже не могла делать вид, что все относительно «терпимо» как раньше. Открываю глаза и оказываюсь там, откуда уже не сбежать. Надежда на спасение… она как песок, просачивалась сквозь пальцы и исчезала, растворяясь в больничной обстановке.
А вместе с ней и я. Чувствую, как мой покой, мой разум и вся я распадаются на микроскопические частицы и въедаются в стены, пол, потолок. Эта больница сжирала меня, забирала все хорошие воспоминания и ничего не давала взамен.
– Где же ты, Хоуп?– шепчу в пустоту. – Или ты тоже меня оставил?
Конечно же, ответа не последует. Я уже давно смирилась с этим фактом и так же давно не ищу себе собеседников. Не нуждаюсь в них. Так проще, особенно, когда ты разучился доверять людям. И если с этим можно было как-то свыкнуться, то, что делать с воспоминаниями? Они ведь никуда не делись, они со мной. Каждый день, каждую минуту. В голове, в душе, в сердце. И там я еще свободна, в них я по-настоящему живу. И от этого становится еще больнее.
Переворачиваюсь на спину и устремляю свой стеклянный взгляд в потолок, на котором уже мелькают первые лучи рассвета. Новый день сурка не предвещал ничего хорошего. Возможно, пригласят очередного психиатра, который постарается взломать мой мозг. Из груди при этой мысли вырывается тяжелый вздох. Сколько еще я смогу продержаться? Неизвестно…
Так и лежу, стараясь абсолютно ни о чем не думать пока солнце окончательно не выглянуло из-за облаков, занимая свое законное место на небосводе. А вместе с этим, больница начала оживать, словно проснувшийся муравейник. Слышу, как переговариваются медсестры и то, как гремит ведрами уборщица в конце коридора. Даже не дожидаясь первого стука в дверь и объявления о подъеме, сама навожу порядок в комнате и не спеша провожу утренние процедуры. Но когда в палату входит врач, без того унылое настроение падает еще ниже. На пороге маячит доктор Морган собственной персоной, а значит, денек будет похож на ад. Уж он об этом позаботится.
Хамовитый мужик с завышенной самооценкой, лапающий и не только, молоденьких медсестер в ночные дежурства. В силу своей бессонницы и тонких стен, я прекрасно слышала их всхлипы вперемешку с мольбами остановиться. И их опухшие глаза по утрам, которые они старательно отводили, я тоже видела. Он безнаказанно превышал свои полномочия и знал, что никто не посмеет пикнуть. Поэтому продолжал свои бесчинства по ночам. Но моя ненависть к этому человеку основывалась не только на этом. Морган, продажный урод, который за баснословные суммы денег помогал отсиживаться в клинике всем, кому грозило тюремное наказание. Иногда для этого ему требовалось место и тогда, один из бесперспективных пациентов «исчезал» и вместо него появлялся совершенно другой человек. Иногда те, другие, вообще не возвращались. И тогда в больнице воцарялся траур на несколько часов, но никто и никогда не спрашивал об истинных причинах их кончины. Все всегда списывалось на всем и так ясные диагнозы. Но все равно, не смотря на это, все оказывались в выигрыше: взамен на чеки с несколькими нулями, люди получали липовую справку и отбеленные репутации, а больница могла принять еще одного пациента. Чьи родственники, в основном, были готовы заплатить любую сумму, лишь бы не досматривать и не возиться с проблемным человеком. И как бы они не причитали в коридорах о том, что беспокоятся о его или о своей жизни, все это было ложью. Они избавлялись от некогда дорогих им людей, которые вдруг стали ненужным балластом. Пусть даже и оставляя их в достаточно дорогой клинике. Я знала об этом, потому что у стен всегда есть уши. Считая, что душевнобольные живут глубоко в своем внутреннем мире, такие, как Морган допускали ошибки, когда неосторожно вели разговоры у дверей. Здесь не все были больны. А я уж и подавно умела складывать все обрывки фраз в единое целое и редко, когда ошибалась в людях. Кайл не в счет. А вот Морган был натуральным моральным уродом, которому непонятно как выдали лицензию на работу. Хотя… не удивлюсь, что и здесь не обошлось без связей и хрустящих купюр.