- Хватит сплетничать, собираем контейнеры и везем в столовую, а наши охранники своими ногами не дойдут, вон, как объелись, даже глаз не открывают.
- Переварят - придут, когда ещё им такое благоденствие представится, - Петрович грузит на тележку контейнеры, заглядывает в бочку, - ты у кого научилась тараньку солить? Или этому в училище учат?
- А что учиться-то выпотрошил, обмыл, засолил и плотно уложил, через сутки развесил в тени и таранька готова, их бы листами хрена прикрыть, да где его взять весна на улице.
- А ты умеешь сельдь солить? - Ну Петрович, это же азы работы с рыбой и зачем спрашивает.
- Умею, десять способов знаю, нужно тетрадку из училища достать, там все записано.
- Прекрасно, председателю скажу, чтобы затарился свежей сельдью, пробную партию возьмем, засолим и в реализацию пустим, думаю, сельдь с луком под маслом прекрасно пойдет, да и сама рыба тоже, дачники же приедут они все сожрут, как будто их в городе не кормят.
- Коммерсант, нам бы посевную пережить, а потом будем думать о сельди с луком.
- Посевная, это жестко, нужно тщательно подготовиться, сил накопить, - Петрович толкает тележку к столовой, вижу, как Жулька, а за ней и Васька поднимаются на лапы и медленно бредут за нами, сторожа!
Пять суток спустя. Дарья.
От нервов и злости на весь белый свет не могу снять с себя мокрый халат, который, как мне кажется, вплавился в мое тело, пуговицы кое как расстегнула, а халат не снимается, нижнее белье тоже мокрое, но его я сниму дома, сейчас главное - халат. В хлебопекарном цехе сдохла вентиляция, она и так слабо работала, ремонтировали её ещё во времена застоя, вот и результат. На улице жарко, окна огромные и открываются только верхние фрамуги, до которых я без стремянки не могу дотянуться, ещё и горячий хлеб. В общем, все одно к одному, и я вспотела так, что халат и все, что под ним мокрые, волосы можно отжимать, с шапочки капает, но я её сняла, хотя оптимизма мне это не добавило. Тихо ругаюсь себе под нос, пытаясь стянуть с плеча халат и тут мне на шею ложиться шершавая горячая рука. Я замираю, а мой халат медленно стягивают с плеча, помогаю руками, мне уже все равно, кто пришел на помощь, лишь бы избавиться от мокрого халата, а судя по руке, за моей спиной стоит мужчина. И как хорошо, что сейчас посевная и в деревни только малые дети и пожилые люди и я очень надеюсь, что никто больше не зайдет в раздевалку. Правая рука свободна, я перехожу на другую руку, сейчас халат поддается лучше, и я выдыхаю с облегчением, когда снимаю его с обеих рук, он так прилип, что даже не застегнутый держится на пояснице.
- Спасибо, дальше я сама, - тихо говорю я, но мой помощник не уходит, теперь уже на моих плечах лежат две руки и начинают медленно спускаться к пояснице.
- Ты очень красивая Даша, - раздается голос Вадима, - хотя сама так не думаешь, ты недооцениваешь себя...
Его руки спускаются до поясницы, обхватывают меня за талию, и я чувствую, как его губы прижимаются к шее и вот сейчас мне становиться страшно, нет, я благодарна ему за помощь с халатом, но домогательство, да ещё и в раздевалке столовой, совсем не к месту.
- Вадим, ты чего хотел?
- Хлеба купить.
- Хлеба? Ваша семья никогда не покупала наш хлеб. Что изменилось?
- У меня изжога от магазинного хлеба, и я решил, что негоже страдать за свои деньги.
- Тогда отпусти меня, и я принесу тебе хлеб.
- Отпущу, а ты что подумала, я не насильник, Даша, все случиться только по согласию просто я пользуюсь возможностью, когда ещё представиться такой случай потрогать красивое женское тело.
- Ты извращенец?
- Нет и мне нравиться только твое тело, - а потом меня отпускают и хлопает дверь, вовремя он покидает поле битвы, я бы сейчас ему сказала пару ласковых, так напугать меня, а ещё говорит, что не извращенец.
Быстро снимаю с себя пресловутый халат, засовываю его в пакет, все равно стирать, туда же отправляю шапочку, обтираю себя полотенцем и натягиваю рубашку и комбинезон, только их и ношу последние годы, очень удобно. Выбегаю из раздевалки, Вадим спокойно стоит в коридоре, наверно, точно за хлебом пришел.
- Ты поможешь, мне открыть фрамуги в хлебопекарном цехе?
- Помогу, - удивляется он, - сама не справляешься?
- Стремянки нет, а так я не достаю, ростом не вышла.
- Нормальный у тебя рост, - отмахивается он и направляется за мной, я снимаю с вешалки халат Петровича и протягиваю ему, потом достаю из специальной корзины бахилы и опять протягиваю Вадиму, тот не понимает для чего.
- На ноги нужно надеть, у нас в цехах чисто, а ты на улице ходил. - Тот кивает головой, мы подходим к двери в цех, даже около неё ощущается как там жарко, я смотрю, как Вадим надевает на ботинки бахилы и открывает дверь, чуть замирает в проходе.
- Жарко, у меня в кузнице холоднее, - говорит он.
- Вентиляция сдохла именно в посевную, когда я пеку самое большое количество хлеба.
Он кивает головой, подходит к окнам и внимательно осматривает их, потом берет стул, осторожно встает на него и открывает первую фрамугу, потом передвигает стул и открывает вторую фрамугу, и я чувствую, как в помещение проникает воздух, он конечно теплый, но не горячий, как в помещении.
Я же осторожно заворачиваю в фасовочную бумагу две буханки хлеба и протягиваю ему.
Мы выходим из помещения, и я очень рада, что Петрович уехал в поля с ужином и вернется только через пару часов, я же могу пока отдохнуть немного, да просто на улице посидеть, там прохладнее, чем в помещении.
Перед тем как выйти из столовой, Вадим достает из кармана деньги и кладет мне в карман.
- Спасибо Даша за хлеб, я ещё завтра приду, для троих мужиков две буханки хлеба на один зуб.
- У нас очень вкусный хлеб.
- Пробовал, - кивает головой Вадим и быстро уходит, осторожно прикрывая дверь.
Глава 4
Две недели спустя. Дарья.
У меня полчаса расслабухи и отдыха, меня в окружении кастрюль и других кухонных принадлежностей на телеге, запряженной старой кобылкой везут к столовой. Так получилось, машину, на которой мы обычно доставляем обеды, временно забрали для других нужд, и как я ни сопротивлялась, председатель все равно приказал сгрузить все мои причиндалы на телегу и отправить меня в деревню гужевым транспортом. Телегой правит подросток тринадцати лет, на полях работать ему рано, а вот лошадью управлять в самый раз, вообще-то он на поля воду возит, но сейчас возвращает меня к месту работы. Под тихий звон пустых кастрюль, я удобно расположившись на соломенном тюфяке, уплываю в сон. Хроническое недосыпание во время посевной нормальное явление, и на любой горизонтальной поверхности, мозг приказывает организму спать, и я уже почти не слышу звуков и не ощущаю кочек.
***
Меня осторожно трясут за плечи, я слышу голоса, разобрать речь не могу, говорят будто через вату, а может это совсем не со мной разговаривают, так хорошо спится, ещё чуть и я высплюсь.
- Дарья! - меня приподнимают и усаживают, я глаза не открываю, а зачем и так знаю, что кто-то пытается усадить меня, но организм хочет спать лежа, а не сидя и поэтому спина стремиться опустить обратно, удобно расположиться и опять глубоко заснуть.
- В речку её нужно окунуть, может, проснется! - говорит звонкий голос, видимо это водитель кобылы, юный не созрел ещё до мужского тембра.
- Вот тебя в следующий раз и окуну, когда на телеге своей заснешь, - отвечает знакомый голос, мужской, только я не вспомню сейчас, кому он принадлежит, - она вас всех кормит, а ты её в речку.
- А что делать, мне нужно бочку с водой загрузить и в поля везти, там работа кипит, - это опять юный голос, нет, нужно просыпаться, вот только глаза не слушаются, веки не открываются.