Потом приходит мысль, что, наверное, стоит сообщить об этом Стёпе. Но мы, же порвали окончательно. Нет больше нас. Никаких отношений нет. А вдруг решит, что так хочу привязать к себе, и будет презирать еще больше. Хотя куда ещё.
А ведь ещё есть Эссен, и если я оставляю ребёнка, то какая мне Германия, надо за это место держаться. А я в последнее время, выговор, за выговором получаю. Совсем невнимательная стала.
И такая канитель целыми днями вертится в моей голове.
К концу недели записываюсь к гинекологу. Меня смотрят на кресле, ещё раз подтверждают беременность, методом подсчёта, определяют примерно три, четыре недели, а это значит, что залетела я в Москве, в командировке. Меня ставят на учёт, назначают анализы, а я прерываю милую девушку, гинеколога, и спрашиваю, когда не поздно сделать аборт. Она слегка меняется в лице, совсем чуть-чуть, но я улавливаю это, и мне неприятно, чувствую себя шлюхой. Потом сухо объясняет, что до семи недель можно сделать медикаментозный аборт, и интересуется, какой у меня ребёнок.
— Первый, — вздыхаю я.
— Тут всё-таки предлагаю обдумать сложившуюся ситуацию, потом можно вообще не иметь детей, есть такой риск.
— Я подумаю, — забираю все назначения и выхожу.
Сумбур в голове так и не проходит. Усугубляется паршивым самочувствием. Опять начинает бить озноб. Это, оказывается, от падения давления, часто так бывает, при беременности, особенно в первом триместре.
Послезавтра первое УЗИ, а я ещё ничего не решила, никому ничего не рассказала, тихо схожу с ума в своём персональном аду.
Стеф! Как же так? Что за насмешка судьбы, не подарить ребёнка тогда когда мы были вместе, и были готовы, ну почти, хотя бы он был готов. А сейчас? Что я буду делать? Сейчас?
Никогда не чувствовала себя такой растерянной. Я понимала насколько это серьёзно, привести в этот мир человека. Воспитать, не искалечить своим опытом, быть адекватной. Принимать его, как не свой придаток, а именно как самостоятельного человека. Я много об этом думала, в последнее время. Да что там у меня просто голова скоро лопнет от этих мыслей.
Я в который раз перечитываю строчки в документе, снова отключаюсь, упархиваю в свои чертоги разума, спасибо Шерлок. Меня отвлекает пиликанье телефона. Не знакомый номер. Беру.
— Алло.
— Ох, Розочка добрый день, это Ксения Антоновна, мама Стёпы, — вещает мне тихий голос на том конце провода.
Я немного опешила, и да же не сразу подала голос.
— Алло, Розочка, ты меня слышишь? — забеспокоилась женщина.
— Да, да, — спохватилась я, — конечно Ксения Антоновна, очень рада вас слышать!
— И мне приятно дорогая! — льётся на меня её благодать. — Как ты поживаешь?
— Спасибо, всё хорошо, — не очень убедительно тяну я.
— Я тебя, наверное, отвлекаю, ты прости…
— Ну что вы, всё хорошо, — поспешно уверяю её в обратном.
— Тут такое дело, — она слегка замялась, вздохнула, — бабушка Оля прихворала…
— Что случилось? — вырвалось у меня.
— Возраст, моя милая, ей почти девяносто, — грустно ответила Ксения Антоновна, — где-то простыла, потом воспаление лёгких, сейчас уже получше.
— Мне так жаль, Ксения Антоновна, — вставила я.
— Спасибо, Розочка, — слышно было, что она улыбается. — Дело вот в чем. Мама просит тебя приехать.
— Меня? — глаза на лоб полезли.
— Да, говорит, хочу Розу увидеть, поговорить. Не откажи больной старушке.
— Ксения Антонова, но с чего вдруг? — не могла поверить я.
— Ну, в общем, она до сих пор верит, что вы со Стёпой будете вместе, — сдавлено проговорила женщина.
— Э-э-э… — я даже не знала, что на это сказать.
— Понимаю, что кажется бредом, но честно говоря, этого бы все хотели, — вдруг признаётся она, — но дело ваше. Приезжай сегодня вечером, на ужин. Посидим, поговорим, заодно и маму навестишь. Адрес же помнишь.
Вот как тут откажешь? Все пути к отступлению отрезаны. И на жалость надавили. И лаской одарили. И даже польстили.
— Хорошо, конечно приеду!
— Спасибо, Розочка, мы будем ждать.
— Всего доброго!
— До свидания! — и я кладу трубку.
Этого мне ещё не хватало. Ко всему прочему.
Тогда шесть лет назад, никто из наших родных поверить не мог, что мы больше не вместе, что не будет свадьбы, что всё!
Я ходила, оббивала порог его дома, его родители меня утешали, убеждали, что он остынет, хоть и не понимали, что произошло, какая кошка между нами пробежала, он же никому не рассказывал о причинах нашего расставания. Потом я перестала ходить, когда они мне сообщили, что он всё бросил и улетел в столицу. Так созванивались иногда, потом всё реже. И вот тебе на!