— Эй, нельзя, слышишь? — голос Алекса раздается совсем близко. Он мягко возвращает кислородные трубки на место. — Это тебе нужно. Ещё пару часов.
— Пить, — прошу хрипло, ощущая, как пересохло во рту.
Он тут же подносит воду, и с каждым глотком мне становится легче. Когда, наконец, открываю глаза, вижу Алекса и маму. Она всем своим видом ясно дает понять, насколько против его присутствия.
Серьезно? Он спас мне жизнь, а она все равно гнет свою линию. Даже сейчас, когда я на больничной койке, ей важнее стоять на своем. Все, чего я хочу, — чтобы она, наконец, приняла нас. Чтоб перестала давить, надеясь, что я в очередной раз просто прогнусь. Разве это так много? Всего лишь чуточку понимания, хотя бы сейчас.
— Я тут долго? — спрашиваю, ощущая легкую дезориентацию.
— Нет, пару часов. Тебе дали что-то, чтобы ты могла отдохнуть. Я, честно говоря, не очень поняла, — откликается мама с ноткой беспокойства в голосе.
— А когда поедем домой? — на удивление слабо выходит, но желание оказаться в своей кровати пересиливает.
— Ален, не торопись, — терпеливо объясняет она.
— Врач сказал, что угрозы жизни нет, — вмешивается Алекс, опуская глаза к кровати. — Полежишь с кислородом и физраствором еще час, и нас отпустят. Если что, можем обратиться к ним снова. Будешь отдыхать дома.
Мама бросает на него недовольный взгляд, полный молчаливого осуждения, от которого все внутри сжимается.
К концу процедур я, конечно, не готова провести на ногах целый спектакль, но самочувствие вполне сносное, чтобы не поддаваться на уговоры остаться в больнице на ночь. Это последнее место, где я бы хотела задержаться без веской причины.
Когда мы оказываемся дома, Сергей Васильевич помогает мне добраться до комнаты, которую для меня подготовили. В коридоре уже ни следа копоти, и пахнет чем-то цитрусовым. Неужели они справились всего за пару часов? Клинингу точно нужно поставить пять звёздочек. В самой комнате, конечно, такого "вау-эффекта" не будет — ремонт там явно займет время. Но рвать душу, глядя на обгорелые стены, я точно не собираюсь. Хочется просто отлежаться.
Алекс следом поднимается наверх, направляясь в свою комнату. Но его останавливает мама, и привычный холодный диалог завязывается вновь.
— Алекс, и все-таки, тебя сегодня здесь быть не должно. Зачем ты приехал? — интересуется мама, сдержанно и укоризненно.
— Я обязан отчитываться, зачем приехал к себе домой? Вы мне кто, Вика? — Алекс резко, почти с вызовом, отвечает.
— Александр! Не забывайся! — Сергей Васильевич осаживает его, в голосе — стальная строгость. — В моем доме нужно разговаривать вежливо.
— Да что ты? Вежливость должна быть взаимной! — Алекс с трудом сдерживает раздражение, но в его голосе проскальзывает сарказм.
— Ты ведешь себя как подросток, — добавляет мама, скрестив руки на груди. — Мы все пытаемся помочь Алене, а ты...
— А я что? Спас ее жизнь? Извините, что не по вашему сценарию.
Между ними на мгновение повисает напряженная тишина. Сергей Васильевич смотрит на Алекса осуждающе, но молчит, а мама бросает взгляд на меня, пытаясь скрыть волнение.
— Алекс, может, все-таки хватит? — вмешиваюсь, чувствую себя неловко, слушая эту перепалку.
Он смотрит на меня, и гнев в его глазах чуть угасает.
— Ладно, птичка, я больше не буду. Но если честно, мне это все уже надоело, — устало вздыхает Алекс и направляется в свою комнату.
Я захожу к себе и закрываю дверь, не хочу никого видеть. Состояние такое, что хочется отпустить себя и поплакать вдоволь. Все это так сильно подтачивает меня изнутри, что я уже боюсь очередных столкновений между ними. Как я могу выбрать? Это же моя мама и мой любимый человек. Я не должна выбирать, не могу…
Первые горячие слезы катятся по щекам, и я не пытаюсь их сдерживать.
— Алена? Давай поговорим, — стучит мама, ее голос звучит с другой стороны двери, мягкий, но всё ещё требовательный.
— Не сегодня, я устала и хочу спать, — на ходу придумываю оправдание.
— Ну, хорошо. Как скажешь, — слышу ее шаги, удаляющиеся по коридору.
Только я ложусь в постель, устало снимая с себя одежду — ведь ничего другого у меня и нет, все в дыму и копоти — как снова раздается стук.
— Птичка? Я зайду, — голос Алекса звучит приглушенно, но решительно.
Молчу, надеясь, что он решит не беспокоить. Притворяюсь спящей, задерживаю дыхание.
— Я захожу, — произносит он тихо, но так, будто точно знает, что я не сплю.
Дверь медленно открывается.
45
Алена
Слышу щелчок замка, затем легкий шорох одежды. Он что, собрался лечь со мной? Вот кровать слегка прогибается, и горячее тело Алекса плотно прижимается к моему, окутывая меня коконом из рук и ног, лишая всякой возможности пошевелиться.
— Ты с ума сошел? Я не хочу снова скандала, Алекс… — шепчу, чувствуя, как напряжение сжимает грудь.
— Плевать, птичка, — его горячее дыхание обжигает мое ухо, когда он шепчет в ответ. — Но, если тебя это волнует, родители в своей спальне. Не думаю, что твоя мама сейчас пойдет проверять тебя. Да и обе двери в комнаты закрыты.
Слышу эти слова и чувствую, как постепенно начинаю расслабляться в его объятиях. Внутри меня происходит борьба — женщина, жаждущая оказаться в руках своего мужчины, побеждает девочку, которая привыкла подчиняться маме. Не нужны ни долгие уговоры, ни аргументы. Есть только одно, и его достаточно: я люблю его.
— Алекс, спасибо…
— За что? Ты шутишь? — он приподнимается на локте, смотря на меня с укоризной, словно не понимая, почему я вообще об этом говорю.
— За то, что вытащил. Мне так страшно было, пока я не потеряла сознание.
— Аленкин, ну что ты за глупышка… У меня не было выбора, — его пальцы нежно касаются моей щеки, тыльной стороной, ласково и тепло. — Я люблю тебя.
Эти слова звучат как мелодия, которую я готова слушать снова и снова. В голове они крутятся, заполняя каждую мысль. Кажется, что меня разрывает на тысячи маленьких частей от того, насколько приятно это слышать.
— Алена, любимая моя, — его поцелуй касается меня за ушком, и по телу пробегает дрожь. — Я охренеть, как испугался, когда на секунду представил, что тебя может больше не быть.
— Я тебя тоже очень люблю, — шепчу, разворачиваясь к нему лицом. — Так сильно… Поцелуй меня, пожалуйста. Так, чтобы про все забыть, чтобы остались только мы. Сможешь?
Алекс лишь на мгновение задерживает взгляд на мне, его глаза горят тем же огнем, который вспыхивает внутри меня. Без слов он наклоняется, и его губы накрывают мои. Я растворяюсь в этом поцелуе, чувствуя, как все мои страхи и переживания исчезают. Это больше чем желание — это потребность стереть все, что было, и оставить только нас двоих.
Его руки скользят по моему телу, жадно, но в этих прикосновениях чувствуется забота. Я чувствую, как он сдерживается, его мышцы напряжены, словно он боится сделать лишнее движение. Но в этой осторожности есть нечто особенное, отчего меня охватывает трепет.
— Пожалуйста, не сдерживайся, — шепчу, чувствуя, как мои щеки горят. — Мне нравится, когда ты делаешь то, что хочешь. По-настоящему.
— Уверена? — в его голосе звучит нотка сомнения, но я лишь киваю, мои глаза прикованы к его губам, припухшим от поцелуев.
— У тебя карт-бланш.
— Останови меня, если передумаешь, — его пальцы крепче сжимают мое бедро, и я понимаю, как сильно он себя контролирует. — Потому что сам я уже не смогу.
— Хватит слов. Я жду, — с вызовом поднимаю подбородок, чувствуя волну смелости, которую раньше никогда не ощущала.
И вот он, ураган Алекс. Он накрывает меня с головой, его губы атакуют мои, шею, плечи. Страстный, уверенный, сильный. Такой невероятно красивый. Огонь желания, который до этого тлел где-то внутри, теперь разгорается в яростный пожар. Стихия, которую уже не остановить.
Почти сразу его рука скользит вниз, к моим бедрам, находя самое чувствительное место. Алекс ласкает меня медленно, дразня, будто специально затягивая момент. Его прикосновения противоположны страстным поцелуям — нежные и размеренные, что сводит меня с ума.