Машина покачнулась от резкого закрытия багажника. Я вытянула шею, глядя назад. Мужа не было видно, только его макушку, что маячила под автосредством. Что он делает? Мужчина резво встал на ноги, и я определила в его руках резиновый шланг. Что… Зачем он?
Слава вернулся вперед и с помощью автоматизации слегка приоткрыл ветровое окно на задней дверце. Вернулся на пару шагов и затолкал шланг в образовавшееся отверстие.
Боже мой! Угарный газ из выхлопной трубы, поняла я и в ужасе забилась на сиденье.
Слава вернулся в салон автомобиля, и я снова попыталась пустить в ход ноги. Правда, в этот раз получила жестокий удар по лицу. Мозг прыгнул, и я побоялась потерять сознание. Я отключусь, а "тихий убийца" без боя заберёт с собой меня и Машу. Слезы рекой бежали по щекам, а я умоляла мужа одним взглядом одуматься, прекратить и пожалеть нас.
— Это не больно детка. Да, может начать тошнить, но потом ты просто уснёшь. Потеряешь сознание. И всё. Не бойся.
Хватит! Очнись! Что ты творишь?! За что?! Все эти вопросы вновь заглохли в кляпе.
— Ну же, Жень… Мы столько пережили. Столько обид, боли и несчастий. Ты не устала от потерь? Не устала от постоянной борьбы за счастье и свою жизнь. А там… Там спокойно. Нет правил, нет обид и все те, кого ты любишь с тобой. Не предадут, не бросят и никогда не обидят.
Заткнись! Заткнись! Заткнись! Гнев и ярость мешались с плачем Маши. Газ из трубы шёл прямо на неё, а значит в эпицентре страшной опасности — маленькое и беззащитное дитя. Надо что-то делать. Хоть что-нибудь. Вновь взмолилась о помощи извне, но без толку.
— Зачем ты кричишь? Тут всё равно никто не слышит. Некому. Да и стекла глушат крики. Смотри сама, — и освободил мой рот.
— Помогите! Убивают! Сюда! Кто-нибудь… — завопила, что есть мочи под сочувствующую улыбку Славы. — Прошу тебя, Слава, прекрати. Ведь ты же не такой. Ты всегда был добрым и заботливым. Таким я впервые тебя узнала. Ты же не убийца!
— Конечно не убийца. Я освобождаю нас от дурного…
— Ты убиваешь нас! — крикнула в отчаяние. — Потому что я и Маша ещё любим эту жизнь и хотим жить. Называю тебе вещи своими именами! Какой тебе на хрен рай и встреча с близкими после убийства и самоубийства? Раскинь мозгами!
В эту секунду муж задумался, а после снова отпил из бутылки.
— Я не хочу здесь оставаться, Жень, — вдруг жалобно уронил он. — И тебя отдать Вольных не могу.
— Я ничья, поймите это уже наконец. Проще и правда умереть, чем выбирать между мужчинами, что никогда и в грош меня не ставили. У меня только один-единственный мужчина — сын!
Выкрикнув последнее, задохнулась в собственном страхе и эмоциях. Голова закружилась, и я откинулась на спинку сиденья, стараясь сохранять картинку ясной. Маша раздалась ещё большим плачем, явно от того же дискомфорта, что и у меня сейчас. Вот и начало тихой смерти.
— Прошу, Слава, — жалобно пискнула я. — Ты же неплохой человек. Олеся души в тебе не чаяла, и я раньше уважала и ценила тебя, как никого другого. Перестань, пожалуйста… Вернись к нам обратно. Остановись!
Слёзы рекой текли из глаз, а душа пала ниц перед грядущей кончиной. Неужели на этом всё? Я больше никогда не увижу сына, не прижму к себе, не услышу голоса. Как же страшно умирать! Если бы знала, что сегодня умру, то сделала бы всё возможное, чтобы оставить в Косте всю свою любовь.
Дернулась и в ужасе вскрикнула, когда лицо попало в его ладони. Впервые за столько месяцев обид и отчуждения ощутила ласку. Вскинула на супруга глаза, дрожа всем телом. Взор малахита, носивший черный окрас вдруг прояснился, став прозрачным и чистым. Невольно замерла, вспомнив красоту этих глаз.
— Прости меня, родная… Прости, если сможешь, — сухие губы коснулись лба.
Отстранился, решительно выпуская из рук. Опрокинул в себя ещё виски и заглушил двигатель. Сердце в надежде застучало чаще. Стекло на заднем сиденье поехало вниз и шланг упал за пределы автосалона. Да… Боже, спасибо… Спасибо!
— Ты только дай мне уйти, ладно? — продолжил он, и вдруг достал из-за пазухи нож.
Сжалась в комок, вновь испугавшись за себя, но после безудержно закричала, наблюдая, как муж располосовал себе оба запястья.
— Нет-нет! — в истерике вопила я, видя бег кровавых змеек из перерезанных вен. — Господи! Что ты наделал? Не надо!
Забилась в путах, желая освободиться и пресечь столь жуткий акт суицида. Слёзы давили в горле, мешая правильно говорить.
— Не плачь. У тебя всё будет хорошо. Обещаю, — с этими словами Булатов, бросил нож куда-то под сиденье, вышел из машины и, покачиваясь, направился вдоль могил и крестов.
— Слава! Стой! Нет! Вернись… Слава! Пожалуйста!