Мне было похрен на его подколки, главное, что работа помогала мне забыть предательницу…
Вот только сейчас она стояла передо мной, буквально в метре. Сверкала непролитыми слезами и обвиняла в измене. Считай, в том же самом предательстве, что обвинял ее я.
Я внимательно слушал ее. Смотрел в возмущенное личико, и отчетливо понимал, что мне плевать, кто кому изменил, и кто кого предал. Потому что единственное, что мне нужно, это прижать ее к себе и поцеловать.
Конечно, с этим странным делом я разберусь. Тем более, что ее рассказ навел на кое-какие мысли. Но это потом, все потом.
Главное, что на ее руке нет обручального кольца. Значит, или не вышла замуж, или уже развелась, и у меня есть шанс снова сделать ее своей. Потому что без нее мне реально хреново, даже спустя два года.
Поэтому сейчас я шагнул к ней и обнял. Прижал к груди крепко, как и хотелось, и прошептал, трогая губами мочку нежного уха:
— Это был не я, дурочка! И мама моя к тебе не приходила…
— Что?! — она ахнула и попыталась оттолкнуть меня. — Что ты несешь, Воронов?!
Отвечать я не собирался — зачем, если и так все ясно? Просто стоял, прижимал ее к себе и тянул носом сводящий с ума запах волос. Еще прикидывал как потащу ее сегодня к себе домой.
Только зайду вручить цветы и поздравить, а потом сгребу Ладку в охапку и утащу к себе.
Так я планировал, трогая губами тонкую кожу на скуле и потихоньку гладя хрупкую спину, когда в кабине зажегся ослепляющий свет и лифт, резко дернувшись, поехал наверх.
Дурацкая модель, надо было сюда другую ставить.
10
Лифт тренькнул останавливаясь. Двери неспешно разъехались, и я словно очнулась.
Отпрянула от Макса, вырываясь из морока его запаха и объятий. Не поднимая глаз, подхватила злосчастную корзину с цветами и пулей вылетела из кабины.
— Ладка! — навстречу мне кинулась Настасья. Принялась тормошить: — Ты как, нормально?! Не боялась? Я как поняла, что ты в лифте застряла, перепугалась до ужаса. Анне Сергеевне сразу сообщила…
— Все нормально. Держи цветы! — я сунула подруге корзину.
Настасья ухватилась двумя руками за ручку. Приподняла ее: — Тяжелая какая!
Перевела взгляд мне за спину и переменилась в лице, мгновенно позабыв и про цветы, и про меня.
Кокетливым жестом поправила волосы. Отвела назад плечи, выпячивая вперед неслабого размера грудь, и засияла улыбкой во все тридцать два.
Томным голосом с сексуальной хрипотцой, протянула:
— Макси-им, приве-ет! Сколько лет, сколько зим… Ты что, тоже в этом лифте застрял?
— Привет, Насть, — торопливо бросил Макс и попытался схватить меня за руку. — Лада, постой! Нам надо поговорить!
— Отвали, Воронов! — я увернулась.
Кинула на него испепеляющий взгляд и рванула по коридору. Прочь от него! Понеслась к своему кабинету что было сил, стараясь не замечать зовущий меня мужской голос.
— О, Лада! Говорят, ты в лифте застряла? — встретили меня восклицания соседей по кабинету.
Ну прямо сенсация века, Лада Адеева застряла в лифте!
— Уже не застряла, — попыталась улыбнуться, как ни в чем не бывало.
Сняла с зарядки телефон и держа его, как гранату, кинулась прочь из кабинета.
— Лада?! — тут же вскинулся Олег, с которым мы сидели рядом. — Мы же сейчас идем Анну поздравлять. Ждали пока электричество дадут. Ты куда?
Не отвечая, я выскочила за дверь — в туалет!
Мне нужно в туалет! Закрыться в дальней кабинке и не вылезать до конца рабочего дня!
Как следует позлиться на Воронова — вот бабник! Он и с Настасьей, похоже, не просто знаком — вон как, увидев его, она облизываться начала. Словно знает, какой он на вкус.
Спрячусь в кабинке и даже не подумаю страдать. Просто поплачу немного, чтобы отпустило — ну зачем я его встретила! Ведь уже почти забыла. Вырвала из памяти и сердца. А теперь что, все с начала?
Опять не спать ночами. Таращиться в потолок, перебирая каждую секунду нашей встречи. Вспоминая каждое его слово, каждую интонацию, каждый жест… Снова-заново все это?!
Нет, мне просто нужно поплакать и позвонить Катюне. Поделиться произошедшим и спросить совета, как быть дальше. Катя умная, она точно поможет мне успокоиться и навсегда забыть Макса!
Когда до спасительной двери туалета осталось совсем немного, меня сзади схватили чьи-то руки. Крепко сжали и притиснули к чьей-то груди.
Да ладно, не к чьей-то и не чьи-то! Все это Воронову принадлежало. И запах его, и шепот: