Карина вздыхает и отводит взгляд в сторону. Она думает о том же, о чем и я.
Резко разворачивается и глазами впивается в мое лицо. Взгляд суровый и колючий.
— Послушай, Паш. Я действительно хочу помочь твоей девушке, потому что мне не безразлична ее судьба и состояние. Она мне ближе, чем просто пациент. Но даже если бы мне и было что-то известно о ее истории, я бы тебе не сказала без ее разрешения. И да, не вздумай ее допрашивать, когда она проснется. Ты же видел, сколько боли ей приносят воспоминания. А Тине сейчас просто противопоказаны любые волнения. Я запрещу тебя пускать в палату, если узнаю, что ты хоть как-то завел разговор об аборте.
— Я же не дурак! Я не собираюсь морально насиловать свою женщину. Я не переношу ее боль. Ни физическую, ни ментальную. Слушай, а Ярослав? Он может что-то знать? — цепляюсь за последнюю ниточку.
— Мне он ничего не говорил, — Карина качает головой. — Да и я не желала знать подробностей. Тебе лучше спросить у моего мужа лично.
Раздумываю буквально несколько секунд. Поднимаюсь на ноги, окинув взглядом бледную и изможденную девочку.
— Сколько еще проспит Тина?
— Часа три точно.
Кивнув и поблагодарив, срываюсь с места. В дверях догоняет усталый голос Царевой:
— Что тебе даст эта правда, Паш?
— Не знаю. Но я не хочу, чтобы между нами оставались недомолвки. А еще знаю, что аборт на большом сроке не делают просто так.
Глава 26
Паша
Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не перейти на бег. Благо, далеко идти не нужно — офис друга находится в этой же клинике, только в другом крыле.
На мою удачу, несмотря на ранний час, Ярослав уже на месте.
— Здорово, Паш, — друг жмет мне руку. — Что-то случилось? Выглядишь…хреново.
— Случилось. Но только не у меня. У Тины.
Ярослав замирает. Глядит на меня, как будто я сморозил глупость. Выгибает бровь.
— Тина? Ээээ, а ты здесь при чем?
— При том, что Тина — моя женщина, — четко бросаю другу в лицо, глядя исподлобья. — Если хочешь врезать мне, то пожалуйста, — раскидываю руки в стороны, показывая, что я «безоружен» и не шучу. — Но прежде я должен сказать, что Тина была моей до того, как вы начали встречаться.
Ярослав зависает. Выглядит обескураженным и…охреневшим от новостей, да.
— Как так вышло?
Озвучиваю краткую версию. Сухую, без эмоций. Строго по фактам, чтобы не тратить драгоценное время.
Царев молчит. Моргает, дергает бровями. Растирает лицо ладонями и идет к бару.
— Сук, девять утра же…, - возвращается к столу, упирается, смотрит строго перед собой. Часто дышит. Хлопает ладонью по поверхности, что канцелярские товары, лежащие на нем, разлетаются в разные стороны. — И я узнаю об этом только сейчас?!
Молчу, пережидая, пока друг выпустит наружу весь гнев. Он в своем праве.
— И ведь даже ни словом, ни жестом…Конспираторы хреновы!
— Это была просьба Тины, — глухо поясняю. — Она не хотела, чтобы ты знал. Не хотела портить нашу дружбу.
— Зашибись. Ты тоже друг, блт! И ты молчал?!
— Да, я молчал. Потому что хотел, чтобы Тина была счастлива. Потому что люблю ее.
Ярослав смотрит в окно. Все же подходит к бару и наливает себе на два пальца. Залпом опрокидывает и упирается в меня взглядом.
— А сейчас ты от меня чего хочешь? Одобрения, разрешения? Так я не распоряжаюсь Тиной. Она давно свободная женщина, а я — женатый человек. Но если тебе так важно, то я благословляю вас. Дружить и разрывать с тобой партнерские отношения я не собираюсь.
— Мне нужна правда, — выпаливаю, делая шаг вперед.
Ярослав волком смотрит, все также часто дыша. Желание закопать меня все еще бурлит в его крови. Но я все же рискнул.
— Какая конкретно?
— Ты знаешь что-то про аборт Тины? Сегодня ночью ей стало плохо, она сказала, что это последствия аборта на серьезном сроке.
Яр выпучивает глаза. Давится воздухом. Ослабляет галстук и трет шею. Падает обратно в кресло и бормочет проклятия в потолок.
— Нет, друг, от меня она аборт вряд ли сделала. Насчет приступов не подскажу, мы с ней встречались не так, чтобы очень часто. Но аборт точно нет. Она хотела от меня родить. Я бы даже сказал, что в какой-то момент стала одержима этой идеей. Ну, а что случилось дальше, ты знаешь…
Задумываюсь. В груди раскурочено, огромная дыра. С каждой секундой боль становится невыносимей.
— Ясно.
— Что думаешь…Это…
Как бы не было тяжело, киваю. Признаюсь самому себе.
— Тина не та, кто будет скакать из койки в койку. Так что я почти уверен, что ребенок был мой.