— Практически никогда, — отвечаю ей. — То был не мой ребенок, Инга. Он не имел ко мне никакого отношения.
Я вру ей.
Я часто прокручивал в голове наш разговор. Был ли ребенок моим? На тот момент, когда она пришла ко мне, мы не спали уже больше двух месяцев. О детях узнают раньше, разве нет? Так что этот ребенок был зачат явно после меня. И без помощи меня.
Мои слова часто эхом звенят в ушах. Имел ли я право называть ее ребенка ошибкой? Нет, конечно нет. Я был молод, зол и импульсивен. Все это не очень хороший набор чувств, который привел меня в отправную точку ненависти к Разиной.
Мне хочется сказать Инге, как мне жаль. Хочется сказать ей, как я рад, что она все-таки смогла забеременеть после всего этого и родила прекрасного пацана.
Смотрим с ней глаза в глаза. Она сканирует меня взглядом, а после кивает и отворачивается. Наливает в стакан воды из графина. Подходит ко мне и замирает со стаканом в руке.
Разина поджимает губы, в глазах разгорается злоба. Я вижу, как она хочет выплеснуть эту воду на меня. И, черт возьми, я хочу, чтобы она так сделала. Но Инга видит мою беспомощность. Я не могу даже головой пошевелить. Она понимает: ей придется поить меня из стаканчика, как ребенка, и присаживается рядом со мной на корточки, готовясь сделать это.
— А вот жалеть меня не надо, Разина, — выплевываю со злостью. — Поставь стакан и уходи.
Секунда на раздумья.
Инга встает, с грохотом ставит стакан на стол, разворачивается и уходит. Возле двери замирает, ее спина напряжена.
— Я вернусь вечером, — произносит холодно. И далее, издеваясь надо мной: — Не скучай.
— Сука, — шиплю в закрытую дверь и перевожу взгляд на стакан, сглатываю.
Ощущения такие, будто подохну сейчас без воды, а сил поднять руку нет.
Распахивается дверь, и входит медсестра лет сорока:
— Ну что, касатик, водички хочется?
— Сил нет как.
Она помогает мне попить, а потом дает лекарства, от которых голова практически отъезжает.
— Она попросила вас прийти, да? — я так и не понял, задал ли я вслух этот вопрос, потому что чернота накрыла меня и ответа я так и не услышал.
Глава 25
Инга
— Прекрати ездить ко мне, — злится.
Я тоже злюсь. И на него, и на себя. Но чувство вины не дает мне забить на эту ситуацию и жить дальше, будто ничего не случилось.
— Я привезла тебе свежую одежду. Мог бы просто поблагодарить.
Синяки Никиты растеклись желто-фиолетовыми пятнами по всему телу. На ребрах синяк выглядит особо жутко. Еще несколько на предплечьях, про лицо я вообще молчу.
Видя мой интерес к своему телу, Фадеев надевает футболку и тянет одеяло вверх.
— И облизываться на меня прекрати, — скалится.
— Шутишь? — выгибаю бровь. — В гроб краше кладут.
— Шла бы ты отсюда, Разина. Не надо нам тут про гроб, — косится на своего соседа, мужика лет пятидесяти, который выглядит еще хуже, чем Никита.
Я так поняла, сосед тоже попал в ДТП в ту ночь, но отделался куда большими увечьями.
— Одежду тебе оставлю свежую и уйду. — Неблагодарная ты сволочь, хочется добавить мне, но я сцепляю зубы и молчу.
— Вот и иди, — Никита кивает на дверь. — Хотя нет. Подожди. Как там Женька?
Уже неделю я приезжаю к нему в больницу как к себе на работу — сутки через сутки. Почему? Больше некому. Но это не основная причина. По большей степени я это делаю, потому что вина давит на меня слишком сильно.
Я катаюсь сюда на электричках, благо ехать недалеко, каких-то полчаса. Встаю рано утром и приезжаю на первой электричке, а потом обратно в город, на работу. Степан пока держится на расстоянии.
Да и я, честно говоря, от всех этих качелей вымоталась.
— Жека с Валей в деревне. Вашу тетку выписали, и теперь Валя зашивается, потому что за ней нужен уход.
— Не вовремя, блять, все это, — Никита отводит голову в сторону.
— Когда тебя выписывают? — спрашиваю я.
— Через три дня.
— Я заберу Женю, и мы приедем за тобой.
— Нет, — тут же протестует. — Я попрошу друга, он доставит меня домой.
— Тогда я навещу твою тетку в деревне и привезу девочку.
— Я попрошу Валентину. — Упертый придурок.
— Она не оставит вашу тетку. Прекрати, Фадеев. Я могу и хочу помочь. Съезжу за Женькой, она побудет с нами. Потом приедешь ты, и мне уже не придется кататься сюда.
— Инга, ты могла бы и не кататься, тебя никто не просил.
Взъерошиваю волосы и тяжело вздыхаю.
— Выруби свой пубертат, Никита, — шиплю сквозь зубы. — Тебе нужна помощь. В том числе с дочерью. Подумай о ней.
— Полагаешь, я не думаю о ней? — вспыхивает.