Боже. Боже.
За секунду я загоняю себя в состояние панического приступа. Никита же стоит с нечитаемым выражением лица. Что именно он слышал? И какие выводы сделал? Ведь ранее тема отца Сашки никогда не поднималась.
Никита зависает при виде меня.
На мне черные брюки, которые так тесно облегают бедра, что виден каждый изгиб. Возле колен брюки переходят в клеш, из-за чего ноги кажутся бесконечными. Короткий черный пиджак стягивает грудь, а под ним… ну да, под ним ничего. Волосы собраны в высокий пучок, на плечи ложатся длинные массивные серьги, на губах алая помада.
Я практически вижу, как Никите хочется перехватить меня за локоть и затянуть в кухню, привязать скотчем к стулу и, ну не знаю, сделать что-нибудь со мной.
— Мне пора, — решаю сбежать. — Всем пока. Саш, звони, если что.
Взгляд Никиты закипает, он провожает меня им слишком откровенно.
Напоследок я оборачиваюсь и смотрю на двух мужчин своей жизни. Один — самый важный, самый нужный. Тот, ради которого я пойду на все что угодно. И второй, который вызывает у меня такое количество эмоций, что я вообще потерялась в них.
Ненависть. Ведь была же она. А я кто? Чертова мазохистка, просто автоматом списала все прегрешения человеку, который размазал мою жизнь, как кусок грязи на ботинке. Поставила свою вину превыше его грехов и теперь упиваюсь ей.
Смотрю на этих двоих и сглатываю, понимая, что к горлу подкатывает истерический всхлип.
Они похожи словно две капли воды. Как Никита этого не видит? Смотрят одинаковым, прожигающим, переживающим, собственническим взглядом.
— Мам, — зовет Саша. — Недолго там. Ладно?
Киваю.
— Постараюсь. Пока.
Разворачиваюсь.
— Ты очень красивая, — прилетает мне в спину от Никиты. — И твой сын прав. Возвращайся быстрее.
Не смотрю на них и убегаю.
Вечер проходит в штатном режиме, все по плану, до тех пор пока Веремеенко не подходит ко мне. Разводит руки в стороны и приобнимает меня за плечи:
— Инга, ты потрясающе все организовала. Познакомься с моим другом, Михаилом Архиповым.
Протягиваю руку, и ее тут же хватает мужик чуть старше Степана. Ему лет пятьдесят. Статный, лощеный. Вежливо целует мою руку.
— Михал Михалыч, — кивает он. — Для меня честь познакомиться с вами, Инга. Степан очень много мне о вас рассказывал.
— Хм, интересно, — выдавливаю вежливую улыбку и вытягиваю свою руку из цепкой хватки.
— Да-да, голубушка. Вы его свели с ума — это факт.
— Что ж, — по-прежнему улыбаюсь, — хорошо, что у нас медицина на достаточно высоком уровне и прекрасно лечит душевные болезни.
Степан смеется, хотя взгляд серьезный и цепкий. Архипов тоже хохочет. Все настолько неестественно, что хочется сбежать отсюда.
Отсмеявшись, друг Степана достает из нагрудного кармана визитку и протягивает мне:
— Прошу, возьмите мою визитку. Контакты хороших адвокатов нынче очень ценны, — подмигивает мне. — А я лучший!
Самонадеянно.
— Можно узнать, какой у вас профиль? — интересуюсь.
Действительно, мало ли что.
— Наследства, разводы, — отвечает наигранно-беспечно.
— Не хочу вас расстраивать, — развожу руками. — Но наследства мне ждать не от кого. А мужа у меня нет.
Степан и Михал Михалыч коротко переглядываются.
— В любом случае оставьте себе, — подмигивает мне. — Вдруг пригодится.
Как раз в этот момент ко мне подходит официант, и, слава богу, у меня появляется официальный повод, чтобы улизнуть от этих двоих.
Выставка проходит отлично. Если честно, есть ощущение, что я превзошла саму себя. Конечно, принимая во внимание, что опыта у меня нет никакого. Сегодня здесь собрался самый цвет нашего города. Чиновники и эскортницы, бизнесмены и модели, художники и фотографы, блогеры и залетные люди, которые вообще плохо понимают, что вообще происходит. От обилия известных лиц рябит в глазах.
Есть люди из моей прошлой жизни. Жизни дочери богатого Арама Разина. Все, на что меня хватает, — это короткое приветствие и побег.
— Здравствуй, Инга, — звучит знакомый голос, и я резко оборачиваюсь.
— Владимир Леонидович? Добрый вечер. — Партнер отца выглядит постаревшим.
Он примерно того же возраста, что и отец, и заметно, что он сдал. Интересно, как там отец? Здоров ли? Машу головой, отгоняя от себя мысли об отце. Он сам вычеркнул меня из своей жизни. Я не уходила из дома. Это он меня выгнал, четко давая понять, что моя жизнь отныне ему не интересна.
Одно время я как дура скупала газеты и журналы, где были интервью с моим отцом. На все вопросы, касающиеся меня, он отвечал журналистам лаконично: «У моей дочери своя жизнь, и она счастлива». Вот и все.