Я достала косметичку и осмотрела себя. Боль и нервы залегли темными тенями под глазами. Бледная и усталая. Нужно в порядок себя привести. Я всегда была королевой и уйду в блеске разбитого сердца. И мне не будет стыдно: ни за уход, ни за боль, которую мы оба испытаем. Хотя относительно него полной уверенности не было.
Я больше не знала, что у моего мужа в голове творилось. И тем более, что на сердце. Кого любил? А кто был привычной данностью? Какие из признаний были ложны? А какие истинны? Я не знала этого, но в одном Артем был прав: его брат по натуре победитель, а такие свое отдавать не любили. А меня Рома считал своей, небезосновательно, естественно. Он привык к моей любви, к жизни со мной, комфорту, который получали мужчины, приводя домой жену. Я заберу у него все по очереди. Привычность и стабильность. Свою тело. Свою душу. И Еву. Несправедливо? А жизнь вообще жестокая штука!
Я вернулась в палату готовая к бою с мужем. Пока мужем. О том, что я знала его «скромный» секрет, известно только мне и Артему. Скоро еще и адвокат узнает. Рома поймет, но позже. Интересно, кто все-таки пригласил меня поглядеть на семейную идиллию? Не Демьянов точно. От него сквозило раздраженным непонимание моих реакций на него. Если бы предполагал, что знала о второй семье, вел бы себя иначе. По крайней мере мне хотелось верить, что не стал бы таким жестоким способом ставить перед фактом своего отцовства и измен. Возможно, я не права. Может, Рома устал от разъездов и двойной жизни и решил, что мне пора узнать, не заботясь о выборе методов.
Я поймала на себе ласковый, но с искрами беспокойства взгляд. Волновался. Явно ссориться не хотел.
– Ева, пойдем зубки почистим, – я потянулась к дочери, но мое запястье перехватил Рома. Погладил, пытливо в глаза заглянул.
– Наташ, ты обиделась, что не сразу приехал? – шепнул. – Я ведь не знал.
Я с равнодушной улыбкой высвободила руку, но внутри кипела от гнева и обиды. Неужели это единственное, чем он мог меня обидеть?! За тобой, Демьянов, грехи похуже водились! Но то, что нянчил сына, пока наша маленькая дочь болела, запомню. Теперь знаю, как мой муж расставляет приоритеты.
– Нет, этим ты меня не обидел. Да и как бы ты приехал? Ты ведь летел из Питера. Еще и работу из-за нас бросить пришлось, – мой голос так сочился горьким медом сдобренный плохо скрываемым сарказмом.
– Это все мелочи, Наташ…
Ну, конечно! Одной мелочи примерно шесть. Второй лет тридцать. А мы с Евой кто? «Большести»? Что-то не похоже. У нас ведь не было проблем с деньгами: отпуск хоть каждый месяц брать могли, а вот времени не было. Но на ту семью Рома находил. Значит, мелочи все же мы… Как же тяжело держать все это в себе: плюнуть бы в лицо и… А большего и не достоин. Разве что коленом между ног.
– Пойдем, Ева.
– Ну мам! – принялась показательно страдать.
– Зубы!
– Ну, пап! – к отцу под бочок залезла.
– Слушайся маму, солнышко, – поцеловал ее в русые кудри, но смотрел на меня. Я тоже. Надеюсь, мой взгляд не выдавал меня с потрохами. Или, наоборот, подскажет важное, и муж признается наконец. Это не изменит моего решения, но хотя бы толика уважения к нему сохранится.
В понедельник нас выписали. Рома хотел остаться, но я настояла, чтобы поехал на работу. Мы с Евой вошли в дом. Я раздела ее, пообещав приготовить любимые макароны-зверушки.
– Поиграй сама, котик, а я сварю.
Она ловко взлетела на второй этаж и юркнула в детскую, а я скинула пальто и подошла к широкому окну, открывавшему шикарный вид на стройные ряды могучих сосен, венчавших конец нашего участка. Я любила свой дом в Серебряном бору. Большой и уютный – два этажа с мансардой. Летом мы жарили шашлык, приглашали друзей, днем купались, а когда темнело включали фильмы на большом проекторе – кинотеатр под открытым небом. Дети бегали босиком по траве и резвились в лягушатнике. Зимой наряжали двор, зажигали причудливые фонари и развешивали сверкающие гирлянды. И все это в прошедшем времени. Этот новый год мой дом встретит без меня. Возможно, та, другая, обоснуется здесь.
– Какая мерзость! – порывисто смахнула слезы. Я больше не чувствовала себя в безопасности. В том самом домике. Все испоганено, грязью облито, ложью пропитано.
Я прошла в гостиную и сняла несколько фотографий со стены, отнесла в кладовую поднос с крупными белоснежными свечами с ароматом жасмина и сандала, частенько создававшие нам романтичное настроение. Не знаю зачем, просто не хочу больше.
Ева не спала днем, поэтому около восьми вечера свалилась. Мне это было на руку. Я поставила посуду в мойку и ушла к себе, работать. Мужа я не ждала и не встречала.