– Я не про мамины! Я про другие! У мамы все картины невероятные и чудесные! – исправилась я, а маленький защитник успокоился. – Идешь, видишь, … красивая груша. Ну красивая груша! А вот в импрессионизме нужно угадывать, что ты видишь. А вдруг это – не груша? Вдруг это просто похоже на грушу, а на самом деле…
– Что? – прошептал Тео, очень заинтригованный.
– Радость? Или зимний лес, – полушепотом произнесла я. И посмотрела на призрака. Что-то мне подсказывает, что громыхание шкафами, бесчинства и безобразия у нас не от дурного воспитания. А скорее просто желание обратить на себя внимание. И теперь, когда Тео уделяется внимание, это умный и рассудительный мальчик, с которым интересно поговорить.
– Я видел на открытке зимний лес! Он не такой! – заявил Тео.
– Но кто-то видел лес, кто-то солнце! Может, это то, что увидел человек впервые! И чувства, которые он испытал, – продолжала я, не зная, как бы ему объяснить. – Стоит человек, часами смотрит и пытается понять, что хотел сказать художник… Какой смысл вложил в картину? Какие чувства?
Ого! Как я загнула!
– Как ты думаешь, что нарисовано на этой картине? – спросила я, разглядывая “неудачную” картину.
– Эм… Серость? – спросил будущий великий художник. Но по голосу было слышно, что он сомневался.
– На картине изображен… Эм… Или печальный слон во вселенной! – произнесла я, присматриваясь к пятну. Было у меня подозрение, что краску просто случайно пролили, а белые звезды не что иное, как следы пыли, осевшей на невысохшее полотно, пока мы тут топтались.
– Печальный слон, летящий во вселенной, – попробовал Тео, вглядываясь в собственный рисунок. – Ну да! Вот хобот! Вот.. Нога! А почему у него тогда три ноги?
– Печальный трехногий слон, летящий во вселенной! – расширила я название. – Он символизирует грусть от неприятия себя, чувство единения со звездами… эм… Ощущение себя в потоке…
– Ого! – обалдел Тео от своих талантов. – Но мне кажется, что это – мышь! И это – не хобот, а хвост!
– Печальная трехногая слономышь, летящая во вселенной, – произнесла я, а мы замерли, пытаясь понять, что хотели сказать своей "слономышью".
Глава 27
Слономышь многое хотела сказать зрителям. Грустные глаза говорили о тягостях “слономышинного” бытия и одновременно о кризисе среднего возраста и роста.
– Да-а-а… – вздохнул Тео, не подозревая насколько он, оказывается, талантливый и многогранный. Призрак посмотрел на меня, а потом с воодушевлением взялся за дело.
– Няня! – выдал призрак, увлеченно выдавливая краски прямо на мольберт. Я сейчас быстро все рисую, а потом мы придумаем, что это значит? Ведь так?
Увлеченный гений работал не покладая кистей. Тео увлеченно творил, брызгая краской вокруг. Краска обдала меня, тут же сделав произведением искусства. Так появились шедевры “Звездный путь унылой мухи”, “Черная тоска крокозябры, пьющей чай на шкафу” и много других незабываемых работ, свидетельствующих о глубине внутреннего мира няни и маленького привидения.
– Ужин через полчаса, – произнес сдержанный и спокойный голос, на который я обернулась.
Я увидела лорда Олатерна, который в изумрудно – зеленой атласной жилетке и белой рубашке с широким рукавом выглядел так, что у меня внутри что-то тревожно заскреблось. Бабочки в животе потребовали кастрюлю борща, ведро пельменей и угрызений совести за то, что все это переехало в меня!
При виде нашего произвола, лорд Олатерн чуть не произнес пару нехороших слов, включая парочку непечатных, но которые смело можно перевести как “биеннале”.
“Это что за биеннале?” было написано на его благородном лице, когда Тео щедро вылил краску на картину, а баночка с налипшей пылью покатилась по полу под ноги ошеломленному искусством отцу гения.
– Папа! Гляди! – бросился к отцу Тео, требуя, чтобы тот быстро оценил выставку картин. Всего два часа, а у нас уже шедевров набралось на два музея с половиной. – Это…
Пойманный врасплох искусством лорд Олатерн даже не подозревал, что сейчас будет.
– Это прессионизм! – выдал Тео, глядя на мир с превосходством гения. – Это чувства! Вот ты видишь грушу на картине! Ну груша и груша! Что в ней интересного! Груша только может быть красивой или некрасивой. А в прессионизме все по-другому! Это – чувства. Вот как ты думаешь, что нарисовано на этой картине?
Все, кроме последнего вопроса лорд Олатерн воспринимал со спокойным согласием.
Однако последний вопрос вызвал у него мимолетный взгляд на меня: “Что?”. Я хранила молчание.
– Эм… – прокашлялся лорд, честно пытаясь найти смысл в случайных брызгах, предназначенных другой картине. Мы просто решили обдать краской соседнюю, но попали на эту. – Эм… Это …